Джо Уолтон - Клык и коготь [litres]

– Я оставлю вас, если вам неприятно, – сказал Калиен.

– Нет, – ответила Эйнар, – останьтесь. Какое это имеет значение, в конце-то концов. Вы стараетесь улучшить жизнь тех, кто нуждается в помощи. То, что вы этим занимаетесь, делает честь вашей Церкви и не делает моей. Я хочу посетить драконов, жизнь которых вы предложили мне показать. Я хочу сделать для них, что могу, даже если это не так много.

Калиен одобрительно улыбнулся этим словам и повел ее дальше.

– Каждый глас, вознесенный против угнетения рабов, в помощь, – сказал он. – Ваш голос может принести неоценимую помощь, особенно если вы станете хозяйкой поместья.

– Я думала о том, как они это делают в Лондавере, – сказала Эйнар, отступая с дороги, чтобы увернуться от фонтана слякоти из-под колес очередной тележки.

– А, Лондавер, – сказал Калиен, глядя на нее лукаво. – Благородна Лондавер – одна из моих самых стойких сторонников.

– Ее сын одолжил мне книгу, – призналась Эйнар, сжимая книгу в лапах. – Но, хотя то, как они поступают со слугами в Лондавере, или то, как обращался с ними мой отец в Агорнине, – лучше и добрее того, что я увидела сегодня, я не уверена, что этого достаточно. Если бы я стала хозяйкой поместья, то освободила бы всех слуг.

– И как бы вы тогда управляли поместьем в этом случае? – спросил священник.

– Как вы пишете в своей книге, «освобождение драконов – к всеобщей выгоде», – процитировала Эйнар.

– Мне бы очень хотелось увидеть, как кто-нибудь попытался бы это сделать, – сказал Калиен и повел ее дальше.

Она была вконец измотана и замерзла, когда наконец вернулась в дом Давераков, и не ожидала обнаружить Даверака, меряющего шагами прихожую в ожидании ее.

– Где ты была? – требовательно спросил он.

– На прогулке, – ответила она.

– Я же не глупец, Эйнар, и буду признателен, если и ты не будешь меня считать таковым. Ты сговаривалась со своим братом Эйваном.

– Ничего подобного, – возмутилась Эйнар. – Где я была – это мое дело, но это не имеет никакого отношения к Эйвану.

– Вы вдвоем, несомненно, сверяли свои показания против меня, – сказал Даверак, и слова эти окаймляло его пламя, которое растопило снег на чешуе Эйнар.

– Если хотите знать, я разговаривала кое с кем о правах слуг.

Даверак расхохотался.

– Твоя служанка пыталась солгать, чтобы защитить тебя. Ей это не помогло, я не терплю непослушания от слуг. И точно так же не намерен терпеть его от бедных родственников.

– Ты съел Ламит? – спросила Эйнар в ужасе.

– Вот как ее звали? Да. Теперь о суде. Ты им скажешь, что ничего не знала о воле твоего отца или его намерениях.

– Это правда, и именно это я и собиралась сказать, – ответила Эйнар, отступая.

– Отправляйся в свою комнату! – проревел Даверак, и пламя опалило ее хвост, когда она бросилась бежать.

– Ты обезумел, – сказала Эйнар, захлопнув дверь своей спальни. – Я расскажу правду, и я говорю правду сейчас, когда утверждаю, что не виделась с Эйваном.

– Ты не сможешь принять его сторону, уж я об этом позабочусь, – сказал Даверак, и она услышала, как он молотит по ее двери. Сначала она забилась в дальний угол пещеры, боясь, что он ворвется и сожрет ее. Затем она поняла, что он наваливает что-то под дверью, чтобы она не могла выйти. В лапах она все еще сжимала книгу.

«Лондавер», – подумала она, и эта мысль была сродни молитве. Затем она и правда помолилась, самой простой детской молитвой, которая всегда была на языке: «Камран правдоносец, Джурале милосердная, Вельд справедливый, спасите-помогите». Удары о дверь продолжались. Когда наступила тишина, она не смогла ее открыть, как ни старалась.

С того дня, как она приняла предложение Шера, с той ночи до этого, когда она не спала, с того полудня еще ранее, когда Благородна сказала, что она недостаточно хороша для Шера, Селендра не переставала нервничать. Все было не яснее темной ночи. Ее самой большой радостью и самой большой мукой было то, что она видела Шера каждый день и проводила с ним бо́льшую часть дня. Он не пытался добиться физического контакта, хотя каждый день так или иначе напоминал ей словесно, что она все еще не принадлежит ему полностью. Он ей действительно нравился. Она слишком сильно любила его, чтобы желать ему зла, и начинала прозревать, что невозможно было выполнить ее план без того, чтобы не сделать ему очень больно. Отступать уже тоже было поздно. Она должна пройти через это, что означает – ей следует притворяться, и делать это хорошо.

Получалось не так уж и плохо. Она просыпалась по ночам, чувствуя, как колотится ее сердце, как его переполняет ужасная смесь чувства любви и вины. Но и радостей тоже хватало. Она могла мучить Благородную при каждом удобном случае. До сих пор, что бы Шер ни делал, Благородна не склонилась в сторону Селендры ни на йоту. Так что Селендра находила извращенное удовольствие в том, чтобы заставлять дракониху признать, что она суженая Шера, будущая Благородная Бенанди. Кроме того, положение невесты Шера открывало ей доступ ко всем удовольствиям, простым и сложным, которых Селендра всегда желала. Она собиралась в Ириет, и там она будет присутствовать на приеме, и радости ей добавит то, что Благородна будет вынуждена его организовать и представить ее. Еще она отправится в театр, в чем ей до сих пор было отказано. Она поклялась, что будет получать удовольствие, пока это возможно, а беспокоиться будет потом. Встречаться глазами с Фелин она по мере сил избегала.

Она нашла путешествие в столицу утомительным, хотя и взлетала над поездом вместе с Шером так часто, как хотела. Драгонетам скоро все наскучило, и они требовали развлечений. Это лучше, чем поездка из Агорнина, но поезда, сказала она Шеру, по природе своей скучны.

– Когда мы поженимся, мы будем летать, куда захотим, – заверил он ее.

В Ириет они прибыли поздно вечером, настолько поздно, что успели только найти отведенные им комнаты и тут же уснуть. Только утром Селендра заметила, какой величественной оказалась ее спальная пещера, и осознала, что золото, на котором она спала, было частью сокровища Бенанди. Почти каждый предмет был украшен гербом. Это была не гостевая комната, а огромные покои хозяйки поместья. Шер, вероятно, настоял на том, чтобы его мать уступила ей эти покои. Ненадолго она представила себе, что и правда могла бы выйти за Шера и занять эту комнату по праву. Если бы только она смогла зардеться! Она стиснула зубы при мысли о Фрелте.

За завтраком она была разочарована тем, насколько старым оказалось мясо.

– В Ириете невозможно найти хорошей говядины, – сказал ей Пенн.

– Обычно нам удается добыть что-то получше, – сказал Шер, тщательно жуя.

– Я обычно посылаю слуг прямо на бойню поздно вечером, чтобы купили мясо, как только оно поступит в продажу утром, – сказала Благородна. – Мы слишком поздно вчера прибыли. Слуги были отправлены туда, но оказались слишком далеко в очереди, чтобы получить что-нибудь хорошее. Завтра будет лучше. Ну, как вы намерены развлекаться сегодня? Я буду подписывать приглашения на прием для наших друзей. Селендра, дорогая, ты умеешь писать? Не хочешь мне помочь?