Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

— Ого! — воскликнул он. — Да их там целая стая! Они нас заметили и направляются прямо сюда. Раз, два, три… Десять железных кораблей! Да нет, не десять — двенадцать, полная дюжина! По шесть железных лоханей на каждый из наших парусников — это, пожалуй, многовато даже для гнома.

На корабле началась суета. Зазвучали команды, матросы забегали как угорелые, занимая свои места. Мрачные гномы стали у бортов, держа наготове свои бесполезные против железных гвардейцев сабли и дротики. Капитан уцелевшего корабля морских пиявок спешно отбыл к себе на борт — его шлюпка понеслась как стрела, и через минуту он уже командовал своими матросами, воинственно размахивая саблей и поминутно оглядываясь через плечо.

Корабли развернулись и устремились прочь от золотого острова, подгоняемые попутным ветром, парусами, вёслами и заклинаниями, а также изобретённым Трёпом Ниралом двигателем. Они летели, словно на крыльях, но железные корабли гвардейцев двигались быстрее. Вскоре позади возник знакомый железный рокот. Поначалу похожий на комариное пение, он быстро приближался, постепенно превращаясь в надсадный рёв, от которого закладывало уши.

Прошло совсем немного времени, прежде чем железные корабли стали видны невооружённым глазом. Они шли на огромной скорости, вытянувшись в линию, концы которой подковой загибались вперёд. Железные носы были высоко задраны, вода расходилась из-под них высокими пенными усами. Это здорово напоминало атаку торпедных катеров, которую Пётр как-то видел по телевизору в старом фильме про войну. Не нужно было долго гадать, чем закончится эта атака: железноголовые намеревались взять «Каракатицу» и корабль морских пиявок в кольцо, чтобы без помех разделаться с ними или захватить в плен. Пётр подумал, что плен хуже смерти: караулившие золотую гору гвардейцы наверняка приняли дозу радиации, способную в считанные секунды убить взрослого африканского слона.

Он неожиданно понял, откуда взялась радиация — точнее, не понял, а вспомнил, потому что об этом им говорили в школе. Разумеется, начинающие волшебники не допускались к практическим экспериментам с трансмутацией элементов, но кое-какие теоретические знания по этому вопросу им всё же дали. «Трансмутация, или взаимопревращение, химических элементов, — вспомнил Пётр, — приводит к активному выделению всех видов излучения, от светового и теплового до жёсткой гамма-радиации, ввиду чего производить подобные эксперименты без крайней необходимости не рекомендуется».

Между тем железные корабли быстро приближались, постепенно сжимая кольцо. Неожиданно прямо перед ними море вспучилось огромной водяной горой, которая с рёвом и грохотом обрушилась на центр стальной подковы, сломав строй нападавших и разметав катера в разные стороны. Один из них перевернулся, и Пётр с чувством глубокого удовлетворения увидел голубые вспышки коротких замыканий, когда чёрные гвардейцы Её Величества горохом посыпались в воду.

Но железноголовые и не думали сдаваться. Уцелевшие корабли снова начали сбиваться в стаю, выравнивая строй и неумолимо приближаясь. В это время на левом фланге подковы совершенно неожиданно возник огромный водоворот. Гигантская водяная воронка, бешено вращаясь, с ужасным рёвом всосала в себя один железный корабль, потом ещё один… Крутясь, свистя и ревя, водоворот двинулся вдоль шеренги гвардейских катеров, и те бросились врассыпную, уходя от неминуемой гибели.

Пётр оглянулся на капитанский мостик. Рядом с капитаном Раймондом стоял одноглазый гном, а над ними обоими башней возвышался Властимир Могучий, ставший, казалось, вдвое выше. Его фигура в развевающейся мантии была озарена ореолом ослепительно-белого света, и такой же слепящий свет исходил от его дубового посоха, направленного, как ружьё, на строй атакующих чёрных гвардейцев.

Водоворот исчез — ему было не угнаться за вёрткими скоростными катерами, которые носились зигзагами, как ласточки перед грозой. Очевидно, сравнение с ласточками перед грозой пришло на ум и Властимиру Могучему, потому что небо вдруг нахмурилось, подул свежий ветерок, и из мгновенно собравшейся тёмной тучи ударила ветвистая молния. От ужасного раската грома, казалось, вздрогнуло само небо; молния вонзилась в палубу железного корабля точно как булавка в спину жука, и объятый пламенем, потерявший управление катер боком поплыл неведомо куда. Столбом поднимавшийся от него жирный чёрный дым заволакивал небо и стелился по воде; ближайшему катеру пришлось резко свернуть в сторону, чтобы обогнуть этот плавучий костёр, и Пётр увидел, как один из стоявших на его палубе гвардейцев, не удержавшись на ногах, вверх тормашками полетел в воду.

Гром грохотал, как артиллерийская канонада, бледные вспышки атмосферного электричества слепили глаза, море курилось горячим паром там, где в него вонзались ветвистые зигзаги молний. Увы, стихия буйствовала напрасно: закованные в чёрные латы рулевые стальных катеров обладали отменной реакцией, и, как только они сообразили, что молнии охотятся за их кораблями, железные судёнышки начали уворачиваться от огненных стрел Властимира Могучего с непостижимой ловкостью.

Постепенно гроза начала стихать, и, посмотрев на мостик, Пётр понял, что старый волшебник мало-помалу теряет силы. Настоящая большая магия требует огромного напряжения ума и воли. Это труднее, чем таскать мешки с песком или ворочать огромные камни; не раз бывало, что маг, слишком щедро тративший свои силы, лишался разума, а то и вовсе умирал от изнеможения. И, похоже, Властимир Могучий был к этому близок: он заметно пошатывался и с видимым трудом удерживал на весу свой посох. Свет, исходивший от посоха, слабел буквально на глазах; молнии вспыхивали всё реже, магические волны, то и дело вздымавшиеся посреди спокойного моря, бессильно перекатывались через палубы железных катеров, не принося им никакого вреда, а многочисленные водовороты и вовсе ни на что не годились — железные корабли проскакивали их с ходу, даже не сворачивая в сторону.

Пётр соскользнул по вантам и бросился к мостику. На бегу он махнул рукой, и верный Свисток прыгнул откуда-то прямо к нему на ладонь. Он был отличным товарищем, этот медный хвастунишка. Он мог часами молоть чепуху, ныть и жаловаться, когда всё было спокойно, но в минуты настоящей опасности на него можно было положиться.

Гроза закончилась, море успокоилось. На мостике Трёп отпаивал водой из кожаного бурдюка совершенно обессилевшего чародея. Властимир Могучий полулежал на палубе, всё ещё сжимая в правой руке посох, глаза его были закрыты, по измождённому лицу ручьями струился пот. Старый волшебник сделал всё, что мог, и не его вина, что ему не удалось расправиться со всеми кораблями морской гвардии. Холодное железо неуязвимо для магии, и старый волшебник был вынужден прибегнуть к помощи стихии, управлять которой — работа не из лёгких.