Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

— Именно так, — сказал капитан Раймонд. — А как же ещё? Что тут непонятного? Мне интересно другое: зачем это Влас-тимиру Могучему понадобилось искать Королеву?

— Он надеялся узнать её имя, — сказал Трёп. — Тогда она стала бы уязвимой для его волшебства.

— Дельная мысль, — одобрил гном. — Узнать имя и стереть её в порошок, а порошок развеять по ветру! Дельная мысль. Только что толку? Она не такая дура, чтобы писать своё имя мелом на стенах дворца.

— Властимир Могучий не собирался стирать её в порошок! Он хотел сделать её доброй и справедливой! — возразил Трёп.

— Да? — вяло удивился гном. — Ну и зря. А как же месть? Впрочем, теперь это уже безразлично.

— Да, — согласился с ним капитан, и они вдвоём отправились на мостик — пора было трогаться с места и хоть куда-нибудь двигаться.

И снова магическая сила стихотворных заклинаний погнала «Каракатицу» навстречу неизвестности. Снова светило солнце, плескалась и сверкала за бортом синяя океанская волна и весело посвистывал в туго натянутых вантах встречный ветерок, заставлявший белоснежные паруса «Каракатицы» надуваться в обратную сторону. На верхушке мачты трещало и хлопало пятнистое знамя Большого Илла, а справа от «Каракатицы» пенил воду дощатыми лопастями гребного колеса похожий на плавучий курятник корабль морских пиявок. Он то совсем скрывался в волнах, оставляя на виду лишь верхушки своих кривых мачт, то пробкой выскакивал на самый гребень пологой водяной горы, чтобы тут же скатиться с неё в очередную глубокую впадину и снова исчезнуть из вида.

На палубе было тесно. Между занятыми делом членами судовой команды сидели, стояли и бесцельно бродили от борта к борту десятка полтора вооружённых гномов, оставшихся без своего корабля и оттого ещё более угрюмых, чем обычно. Никто не знал, куда направляются объявленные вне закона корабли; не знали этого даже их капитаны. Незадолго до полудня с корабля морских пиявок прибыл второй капитан гномов, и все три морехода уединились на мостике, чтобы сообща проложить дальнейший курс. С носовой палубы было видно, как они размахивают руками и стучат пудовыми кулаками по дубовым перилам, а лёгкий морской ветерок время от времени доносил оттуда звуки оживлённой перебранки.

Капитаны никак не могли прийти к единому мнению. Капитан Раймонд настаивал на том, что присутствие на борту его судна целых двух племянников Большого Илла налагает на него некий священный долг. Правда, объяснить, в чём заключается этот долг, храбрый морской волк так и не сумел, потому что сам этого не знал. Оба капитана морских пиявок в один голос твердили, что всё это ерунда. Раз Предначертание привело сюда Ларина Петра, говорили они, то пускай оно, Предначертание, само и разбирается, что с ним делать дальше. Чему быть, того не миновать, говорили он. А может, Предначертанию угодно, чтобы Ларин Пётр вместе со своим двойником, капитаном Раймондом и «Каракатицей» присоединился к свободному братству морских пиявок и совершал набеги на корабли морской гвардии, нарушая установленный Королевой порядок? Главное — оставаться свободным, говорили они. А уж Предначертание твоё тебя само как-нибудь отыщет…

«Не конопатьте мне мозги! — кричал им в ответ капитан Раймонд. — Вы, старые бородатые кильки, только и думаете, кого бы пустить ко дну, а на Предначертание вам плевать с верхушки мачты! Разбой — вот ваше Предначертание! Гвардейские лохани — это, конечно, хорошо. А как насчёт вольных мореходов, китобоев и рыбаков? Неужто вы перестанете нападать на них только потому, что я буду с вами заодно?» — «Ну, это как получится», — сказал одноглазый гном. «Ещё чего», — прямо заявил второй капитан пиявок, отличавшийся от первого только одеждой да тем, что оба глаза у него были на месте. «А за бородатых килек придётся извиниться, — с угрозой добавил одноглазый, — не то убедишься, что и у килек иногда бывают зубы». — «Ого! — воскликнул капитан Раймонд с презрительным хохотом. — Вот так угроза! Ну-ка, ну-ка, покажи, что там у тебя за зубы?»

Назревала драка. Пётр встал, собираясь вмешаться, хотя ему не очень-то этого хотелось. С того момента, как он вернулся на корабль, отношение к нему как-то незаметно переменилось. Больше никто не спрашивал у него, куда плыть и что делать дальше; из Ларина Петра, чьё появление было предсказано, он превратился в обычного мальчишку, в пассажира, в гостя, хотя и приятного во всех отношениях, но совершенно бесполезного. Очевидно, даже капитан Раймонд рассчитывал не столько на самого Петра и его Предначертание, сколько на помощь Власти-мира Могучего. А теперь, когда старый волшебник наотрез отказался вмешаться в ход событий, все поняли то, что Пётр знал с самого начала: слова, произнесённые его дядей двести лет назад, были продиктованы не каким-то мистическим провидением будущего, а обыкновенной надеждой. Ну вот он и пришёл, как было предсказано, а толку от него никакого, одни лишь неприятности. Так что, спрашивается, он мог сказать троим бородачам, собиравшимся затеять драку на капитанском мостике? Что хотел посоветовать? Да и имел ли он хоть какое-то право давать им советы?..

Он чуть было не сел обратно на бухту каната, с которой только что поднялся, но тут увидел, что творится на корабле. Все замерли неподвижно, изо всех сил прислушиваясь к тому, что происходило на мостике. Команда «Каракатицы» сбилась в одну кучку, ощетинившись топорами и баграми, а гномы со своими саблями и дротиками стояли напротив. Лица у всех были угрюмые. Драться никому особенно не хотелось, но все понимали: если капитаны сцепятся, драться придётся. Да и вековая вражда вольных мореходов и морских пиявок, наверное, давала себя знать. Словом, Пётр понял, что вмешаться придётся и не так уж важно, какие слова он при этом произнесёт.

Он шагнул вперёд, и Трёп, который понял его без слов, с огромной неохотой поднялся и встал с ним рядом. Трудно было даже предположить, чем закончится эта вылазка. В горячке спора разгневанные капитаны могли угостить зеркальных двойников кулаком, а то и саблей. Особенно Пётр опасался гномов: коротышки были на голову ниже его ростом, но обладали неимоверной физической силой и славились своим свирепым нравом. Плавая по океану, они не прибегали к помощи магии: все заклинания, которые они знали, и все стихи, которые могли сочинить, имели отношение только к земле, а точнее, к подземным штольням, где гномы веками добывали золото. Они думали только о земле, которой у них больше не было, и потому стали ни на что не годными магами. Им пришлось заново осваивать давно забытое на Островах морское ремесло, и они были единственными в этом мире настоящими моряками, жизнь которых зависела не от умело подобранной рифмы, а от их собственного умения и капризов океана. Они были сильны, бесстрашны и обозлены до предела, поэтому попадать им под горячую руку было очень опасно.