Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

— Пожалуй, я уже показал всё, что мог, — пробормотал капитан. — У меня в запасе не осталось ни одного трюка… Да у меня уже язык не ворочается!

— Для человека, у которого не ворочается язык, ты слишком много болтаешь, — сварливо заявил Свисток. — Раз уж всё равно открываешь рот, мог бы произнести что-то умное!

Готовую завязаться перебранку прервал вперёдсмотрящий.

— С корабля морских пиявок сигналят, что у них вышел запас камней! — крикнул он с мачты.

— Могли бы и не сигналить, — проворчал капитан. — Отправляясь в этот рейс, я забыл погрузить в трюм свою любимую каменоломню. Пускай заряжают катапульту друг другом, так от них будет хоть какой-то прок. У этих коротышек лбы твёрже гранита. Лучшего снаряда просто не придумаешь!

— Перестань меня смешить, длинноногий, — прохрипел одноглазый гном. — Дай умереть спокойно, старый болтун!

Пётр посмотрел на своего двойника. Трёп Нирал сидел на корточках рядом с одноглазым, заботливо поддерживая его голову. Вид у него был совершенно спокойный, как будто вокруг не происходило ничего особенного. Поймав взгляд Петра, Трёп заговорщицки подмигнул и снова склонился над раненым гномом. Пётр присел рядом и осторожно коснулся огромной коричневой ладони сказочного существа, отдавшего за него свою жизнь, — как выяснилось, отдавшего напрасно.

Железные корабли приближались. Они шли неторопливо, ровным строем, и чувствовалось, что они целиком и полностью уверены в победе. Охотники как будто знали, что у дичи уже не осталось сил для того, чтобы защищаться или хотя бы бежать, и потому никуда не спешили. Когда они приблизились на расстояние выстрела из катапульты, морские пиявки выпустили по ним свой последний снаряд. Но что это был за снаряд! Грубо сколоченный деревянный барабан, очень похожий на тот, что был пристроен к катапульте, взлетел в воздух, как воздушный змей, волоча за собой длинный хвост размотавшейся верёвки из акульих жил. Он несколько раз перевернулся и упал в море, развалившись на куски от удара о воду. На волнах закачались разнокалиберные доски и грубо отёсанные жерди, из которых гномы построили изобретённый Трёпом двигатель.

— Тьфу! — сплюнул капитан Раймонд. — Я же говорил, надо было стрелять друг другом. Хоть бы погибли с пользой… Эй, свистулька! Может, споёшь напоследок про «Варяга»?

— А может, ты перестанешь болтать и хоть что-нибудь предпримешь? — огрызнулся Свисток. — Что я тебе — филармония?

— Фила — кто? — не понял капитан.

Свисток не успел ответить. Что-то неуловимо переменилось в окружающем мире; Петру почудилось, что воздух беззвучно содрогнулся, и вдруг крайний в шеренге железных кораблей исчез — не утонул, не уплыл в сторону и не взорвался, а именно исчез, мгновенно и бесшумно. В следующий миг раздался ужасный грохот, и прямо из пустоты, кувыркаясь, полетели железные обломки. Над водой пополз чёрный дым, непонятно откуда взявшийся, и внезапно между «Каракатицей» и строем морской гвардии возник каменный остров, из середины которого возносила к небу треугольную вершину белая Парусная скала. На гранитном обрыве чуть левее хорошо знакомого Петру пляжа виднелось чёрное пятно копоти, которое всё ещё дымилось. Вспенивая воду каменным носом, остров Шустрый пошёл прямо на шеренгу железных кораблей, и два из них были пущены на дно раньше, чем гвардейцы успели осознать происходящее.

— О-го-го! — вопил Свисток, приплясывая на перилах мостика. — Э-ге-ге! Вот это волшебник! Вот это чародей! Вот это кораблик!

— Да, кораблик что надо, — согласился капитан Раймонд, извлекая откуда-то свою неразлучную трубку и щёлкая пальцами, чтобы добыть огонь. — Хотя по мне «Каракатица» всё-таки лучше.

— «Каракатица»! — с неимоверным пренебрежением воскликнул Свисток. — Ты посмотри, какая скорость! Какое изящество! А какие размеры!.. Да твоя «Каракатица» — просто свиная лохань по сравнению с островом Шустрым!

Капитан Раймонд набычился, но ответить зарвавшемуся медному болтуну не успел. Перила мостика, на которых, как на трибуне, разглагольствовал Свисток, неожиданно выгнулись дугой и так наподдали хвастунишке, что он ракетой взмыл в небо и перелетел через фальшборт.

— Ай! — воскликнул Пётр, уверенный, что Свисток сейчас пойдёт ко дну и его опять придётся искать по всему океану.

Но в это время одно из вёсел «Каракатицы» взметнулось навстречу падающему в море Свистку, как теннисная ракетка. Раздался звонкий щелчок, когда медная улитка повстречалась с крепкой дубовой лопастью, Свисток опять свечой взмыл в небо и брякнулся под ноги Петру.

— Ух! — сказал он, с трудом распрямляясь. — Вот и видно, что деревенская лохань. У деревенщины всегда так: если сказать нечего, в ход идут кулаки.

Доска палубы, на которой он стоял, начала угрожающе выгибаться, как спина рассерженной кошки.

— Но-но! — поспешно воскликнул Свисток. — Постыдилась бы! У нас разные весовые категории! Будь ты с меня ростом, я бы тебе показал!

Тем не менее он почёл за благо вскарабкаться по ноге Петра и укрыться в кармане его штанов из белой акульей кожи.

Тем временем остров Шустрый доводил до конца столь успешно начатое дело. Скорость и маневренность у него действительно были сказочные, а размеры позволяли давить железные лохани морской гвардии, как яичную скорлупу. Этим он и занимался: догонял, наваливался, пускал ко дну, разворачивался, и снова догонял, и снова давил…

Гвардейцы очень быстро сообразили, что дело плохо, и бросились врассыпную, но Шустрый недаром получил своё имя: он догнал их по одному и по очереди утопил.

— О-хо-хо, — вздохнул капитан Раймонд, наблюдая за тем, как остров неторопливо возвращается из погони по усеянному дохлой рыбой морю. — Хотелось бы мне знать, почему господин волшебник не показал этот фокус двести лет назад…

…Крупные южные звёзды горели над островом Шустрый, отражаясь в спокойной океанской воде. Над краем берегового обрыва, тихонько покачиваясь, возвышались мачты пришвартованных парусников. Было слышно, как вахтенные, перебивая друг друга, напевают каждый свою песню. Матрос, оставшийся на «Каракатице», пел о штормах и рифах, а расхаживавший по палубе своего судёнышка гном глухим немелодичным голосом выводил какую-то длинную заунывную балладу о подземных лабиринтах, золотых кладах и подвигах героев с непроизносимыми именами.

В оливковой роще, окружавшей Парусную скалу, пылали дымные костры. Между деревьями были развешаны гамаки; неприхотливые гномы устраивались спать прямо на земле, используя вместо подушек столь милые их сердцам камни, которых на острове Шустром было хоть отбавляй. Кто-то доедал ужин, лениво обгладывая рыбий скелет, кто-то точил ржавую саблю; коренастый гном старательно расчёсывал длинную, до земли, бороду крупным костяным гребнем. Между кострами бродила чайка Маргарита, собирая последние сплетни. Возле самого большого и яркого костра было Шумно, оттуда доносились взрывы хриплого хохота, весёлые выкрики и обрывки мелодий: Свисток развлекал собравшихся исполнением плясовых песен разных стран и народов Земли. Волшебная Дудка Трёпа, примостившись на нижней ветке старой оливы, наслаждалась этим концертом, время от времени подыгрывая Свистку.