Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

— Мне здесь не нравится, — объявил Свисток, высунувшись из кармана.

Маргарита хрипло каркнула, совсем как ворона, а Пётр сказал:

— А кому тут нравится? Зато теперь мы знаем, что я не ошибся: впереди Мёртвый Материк, и железные корабли действительно приходят оттуда. Посмотри на эти стены! Это же бетон, понимаешь? Да что стены! Один железный плот внизу чего стоит…

— Поздравляю, — буркнул Свисток. — Наверное, ты кажешься себе вторым Колумбом.

Маргарита разинула клюв и вопросительно вскрикнула: она не знала, кто такой Колумб. Пётр рассказал ей про Колумба, много дней плывшего наугад через величайший из земных океанов, про то, как бунтовали голодные, потерявшие надежду матросы и как все ликовали, увидев кружившую над кораблями чайку — предвестницу земли.

Маргарита немедленно загордилась и высказалась в том смысле, что чайки всегда приносят удачу и что Пётр действительно похож на Колумба, открывшего неизвестный материк.

— Неправда, — пискнул из кармана зловредный Свисток. — Он больше смахивает на капитана Джеймса Кука. Был такой мореплаватель. Был, да весь вышел, и никакие чайки его не спасли.

Маргарита поинтересовалась, кто такой Джеймс Кук. Пётр поморщился, а Свисток с большой охотой объяснил:

— Он тоже открыл неизвестный континент. Жителям континента почему-то не понравилось, что их открыли, они схватили храброго морехода и, гм… употребили в пищу.

Порыв ветра, ворвавшись в бетонный капонир, коротко взвыл в узких амбразурах, на полу зашуршал потревоженный мусор.

— Пора двигаться, — сказал Пётр и, наклонившись, поднял с пола бочонок и рыбину. — А про Джеймса Кука и Афанасия Никитина мы поговорим позднее, когда у нас будет больше свободного времени.

— Ну, это когда ещё будет, — с огромным сомнением протянул Свисток, соскальзывая обратно в карман.

— А этого Афанасия тоже съели? — спросила Маргарита.

— Нет, — ответил Пётр и решительно шагнул наружу, пригнувшись в чересчур низком даже для него дверном проёме.

В лицо ему ударил свежий ветер. Он стоял на склоне лесистой горы, круто спускавшемся к берегу фиорда; за фиордом возвышалась вторая гора, такая же крутая и так же густо поросшая лесом. Корявые деревья, листья которых больше походили на сосновые иглы, росли прямо из камня. На камнях зеленел мох, в забитых перегнившей листвой расселинах пучками торчала жёсткая серо-зелёная трава, острая, как штыки. На вершине горы торчала голая каменная глыба. Петру показалось, что на самой макушке каменного монолита мелькнуло что-то чёрное, но, приглядевшись, он ничего не увидел. «Птица», — подумал Пётр и решительно зашагал по склону к видневшемуся неподалёку распадку. Там наверняка было потише; защищённый с трех сторон лесистыми склонами распадок продувался не так сильно, как обращённая к морю горная круча, и Пётр надеялся найти в нём достаточно сухого хвороста для костра, а может быть, и ручей с пресной водой.

Он шёл, огибая каменный бок горы. Время от времени ему приходилось перелезать через стволы поваленных давними бурями деревьев. Кое-где деревья росли совсем редко, и в таких местах дувший с моря ветер пробирал до костей, несмотря на куртку из плотной акульей шкуры. Маргарита, как приклеенная, сидела у Петра на плече, Свисток затаился в кармане и не подавал признаков жизни. Пустой бочонок и уснувшая рыбина оттягивали руки, покрытые скользким мхом камни предательски выворачивались из-под ног, и постепенно Пётр начал уставать.

Он уже подумывал о том, чтобы сделать привал, как вдруг небо над ним потемнело. Пётр смотрел под ноги, чтобы не оступиться и не скатиться по крутому склону вниз, к обрыву, и поэтому заметил только тень, стремительно закрывшую солнце. Маргарита панически вскрикнула прямо ему в ухо и с шумом сорвалась с плеча. «Ложись!» — разобрал Пётр и, не рассуждая, ничком бросился на каменистую землю.

Что-то большое и тёмное со свистом пронеслось над ним, как идущий на бреющем полёте реактивный истребитель. Тугой порыв зловонного ветра прижал его к земле, рванув на спине одежду, и Пётр услышал удаляющийся свистящий рык.

Он поднял голову и огляделся. Скользкая рыбина, которую он выронил при падении, застряла в ближайшей расщелине, а вот бочонка нигде не было видно. Потом Пётр услышал глухой неровный стук и, посмотрев в ту сторону, увидел бочонок, который, подпрыгивая на каменистом склоне, всё быстрее катился вниз. Деревья и камни не могли его задержать: пустая деревянная посудина отскакивала от них, как мячик, и продолжала упорно стремиться вниз, к обрыву. Вскоре бочонок исчез из вида за деревьями, и Пётр понял, что больше никогда его не увидит.

Крик Маргариты заставил его опомниться. Он перевернулся на спину и едва успел откатиться в сторону. Огромная тень упала с неба на распахнутых крыльях, и мощные кривые когти со скрежетом пробороздили каменистый склон в том месте, где только что лежал Пётр. Он успел заметить чешуйчатое брюхо в жёлто-коричневых разводах и зубастую пасть, отдалённо напоминавшую крокодилью. Раздвоенный хвост, как огромный бич, хлестнул по ближайшему дереву, сбив с него большой кривой сук. Пётр вскочил на ноги и вскинул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как дракон-охотник ложится на крыло высоко в небе, разворачиваясь для новой атаки.

Пётр выхватил из ножен кинжал — своё единственное оружие. Маргарита, примостившаяся на ветке дерева, как какая-нибудь ворона, разразилась пронзительными воплями. Половины произносимых ею слов Пётр не знал, а другая половина была из тех, которые не принято употреблять в приличном обществе. Конечно же, чайка была права: с таким же успехом Пётр мог бы обороняться от дракона прутиком или просто кулаками.

Пётр бросился наутёк. Как назло, деревья здесь росли редко, что позволяло крылатому охотнику всё время видеть свою жертву. Спасти Петра мог бы капонир с ведущей в подземный грот лестницей, но тот был уже слишком далеко. Оставалось одно: бежать вперёд, в лощину, под прикрытие густых деревьев.

И Пётр побежал, как не бегал ещё ни разу в жизни. Маргарита держалась поблизости, совсем не по-чаячьи перепархивая с одного безопасного сука на другой. Пётр всё время слышал её пронзительные вопли. Под ноги ему то и дело подворачивались камни, склон горы был чересчур крутым для занятий спортом, но Пётр нёсся стрелой, перепрыгивая через поваленные деревья и петляя, как заяц, среди корявых, поросших серым мхом стволов. Позади опять раздался нарастающий свистящий рёв, как от пикирующего самолёта, Пётр отпрыгнул в сторону, нырнул за дерево и присел, скорчившись и накрыв руками голову.

Драконьи когти опять схватили землю. Со стуком брызнули во все стороны камни, огромное кожистое крыло задело макушку дерева, за которым прятался Пётр, и та с треском и хрустом упала и покатилась по крутому склону, цепляясь за другие деревья. Дракон чиркнул по земле кончиком второго крыла, тяжело выровнялся и снова набрал высоту.