Андрей Вольмарко - Жемчуг (СИ)

Он взял в эту рощу на холме всё, что помогало ему раньше — немного келморского виски, которым щедро поделились наёмники, лютню, фонарь и письменные принадлежности. Он уже выпил достаточно виски, чтобы дело шло. Он уже спалил несколько свечей в фонаре.

Но работа не шла.

— Боги, почему? — простонал он, поднимая взгляд вверх.

Между кустистых ветвей было видно звёздное небо. Вечная бездна, по которой бороздили корабли небесных мореходов. Так говорили жрецы у него дома.

В Коллегии он узнал, что это — ложь, и что звёзды — всего лишь небесные тела. Как луна, как и солнце.

Раньше вид звёздного неба вдохновлял его. Стоило лишь поднять взгляд на небо — и он чувствовал приток какой-то странной силы. Грустная улыбка сама набегала на лицо.

А теперь он чувствовал лишь холодный ветер и боль в заднице из-за сидения на неудобном бревне.

С усталым вдохом Варг глотнул ещё виски.

Тепло расползлось по всему телу. Только вот Варгу оно больше не казалось таким приятным, как раньше.

— Твою мать, — глухо выругался он в темноту. Облегчения не наступило и теперь. — Паскудство.

Ещё и обидел Пёрышко и Синга перед уходом. Они ведь действительно тревожились за него. Не хотели отпускать. А он огрызнулся.

Вина под очередным глотком виски разрослась ещё шире.

Это он виноват. Не надо было позволять Сингу начинать эту глупость. Надо было выловить эту глупую Лесте и заставить её дать нормальное задание. Дурацкие жемчужины. Все они, философы, ненормальные. Надо было просто рыкнуть на неё, как иногда зло рычал на молодых студиозок. Но он не сделал этого.

Надо было, в крайнем случае, отговорить Синга. Он же мягкий, этот Синг. Капризный временами, своевольный, слегка отрешённый и ехидный — но мягкий, как мокрый хлеб. Лепи что хочешь. Но нет, он не сделал этого. Ему хотелось, мать его, приключений. Ему хотелось вырваться подальше от грёбаной Коллегии, в которой он чувствовал себя неловко.

И он втянул в это Пёрышко. Позволил втянуть, втянул — в случае Синголо это не важно. Он позволил Сингу обратиться к ней. А она ведь абсолютно не умеет удерживать себя от… Ну, всякого такого.

А теперь оба его лучших друга увидели войну. Увидели то, что он поклялся сам не видеть никогда.

— Просто великолепно, — он смачно и зло харкнул в темноту и вновь припал губами к бутылке, жадно глотая обжигающий напиток.

Когда он уходил, Синг, бледный и подавленный, сидел у жаровни и тихо читал что-то из книг Пёрышко.

А она… Она рисовала. Сжавшись под тёплым походным одеялом, сидела и чёркала углём по бумаге.

Он едва заставил её, протестующую и шипящую, накинуть это одеяло. Она была очень, очень странной. Иногда ему казалось, что она не чувствовала ни боли, ни холода.

Иногда, потому что она сама так говорила. А он не верил тому, что она говорила. Слова могут лгать.

— Пёрышко, — глупо пробормотал он, глядя на лагерь. В одной из таких же палаток, как там, внизу, она и его лучший друг. Сидят и мёрзнут… Ну, Синг-то точно мёрзнет.

А он торчит тут. Пьёт виски. Смотрит попеременно то на тихий и угрюмый ксилматийский лагерь, то на гуляющее пёстрое пятно лагеря наёмников.

Кажется, он снова против воли предал их.

— Идиот, — прошипел он и снова сделал добрый глоток.

Работа не шла, как надо. Точнее, не шла вообще. И это убивало Варга.

Всё вокруг убивало его. Всё, что он видел и слышал.

Когда он шёл прочь, он видел повозки с вопящими раненными. Повозки с трупами. Он не хотел этого видеть — но смотрел, равнодушно и холодно. Посиневшие лица. Снесённые голову. Распоротые животы. Отрубленные руки и ноги. Кровь, кровь, кровь.

А он просто шёл со своим мешком мимо, глядя под ноги.

Он не мог помочь им. Он не умел помогать и спасать.

Тот же Синг умел. Всё рвался убежать к лекарям и помогать с раненными. Бедолага. Не нужно было на него орать тогда. Он бы и сам всё понял. Или не понял?..

— И я это я затащил их сюда, так? — обратился Варг к небу с прищуром. — Всех их, — он махнул бутылкой в сторону лагеря.

Ему казалось, что каждый погибший на бродах — его личная вина. Он позволил этому случиться. Он, и никто другой. Варг Бьярнсон, человек, пообещавший не проливать кровь и проливший её.

Нужно было слушать отца. Неженкам вроде него нужно безвылазно сидеть в Коллегии и учиться жить книгами. Или песнями. Потому что в большом мире полно крови. А кровь для Бьярнсонов — это искушение. Пьянящее искушение, которое невозможно преодолеть.

По небосводу, оставляя длинный хвост, резко сиганула вниз звезда.

— Ты думал, отец, — проговорил Варг с ухмылкой, — что тут я исправлюсь? Что вернусь другим?

Небо не отвечало северянину, и он понуро опустил голову.

Отец знал, что в нём борются двое. Чудовище, закалённое севером и холодом в Нордваде. И он, Варг, любящий музыку, смех и мир. Пока он был на севере, для Варга не было места.

В Коллегии у него было всё, о чём он мечтал. Тепло, вина, компания. Появились друзья. Его зауважали как барда, в конце-то концов! Его мечта воплотилась.

Но он должен был признать — ему не хватала чудовища. Мягкость жизни в Мёнхене заставила его скучать по боям, по кровавому хаосу клинков.

Там, на корабле в Живом Море, чудовище лениво приоткрыло глаз. И Варг понял, что не хочет его будить.

— Или, может, я просто устал быть беспомощным и слабым, — прохрипел он, вновь поднимая голову к звёздам. Те приветливо мигали ему холодным белым светом. — А в бою я ощущаю себя всесильным. В бою что-то ведёт меня. Я знаю, что не умру. Отец говорил, что это глупая молодость. Но я знаю, всегда знаю, что не умру в бою.

Звёзды не отвечали.

Что-то внутри задрожало и неприятно заныло, а затем Варг всхлипнул.

Боги жестоки. Они дают одно, но забирают другое. А иногда все их подарки обесцениваются из-за того, чего они тебе недодали.

Север и вечная война наградили его крепким телом. Занятия в Коллегии дали ему острый — насколько он мог судить — рассудок. Его голос, если верить слушателям, был подобен мёду. Он всегда знал, когда улыбнуться, когда нахмуриться. Но…

— Почему? — прошептал он, глядя на ярко-пылающую звезду Северной Короны в небе. Что-то стекало по его щекам, губы отвратительно дрожали. Он знал, как отвратительно выглядят плачущие люди. Но не мог не плакать.

Мир исчез за пеленой слёз и боли. Варг, обхватив голову руками, тихо всхлипывал.

Как ему сейчас нужен кто-то. Хоть кто-нибудь. Пёрышко, например. Просто чтобы она подошла к нему и положила руку на плечо. Сказала, что…

— Пёрышко, — он сдавленно хихикнул сквозь слёзы. Кажется, у него… Как это слово… Истерика. — Положила руку на плечо? Сама?

Он сокрушённо покачал головой и судорожно вздохнул.

— Знаешь, небо, а ведь мир несправедлив, — тихо проговорил он, утирая дорожки слёз.