Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– Ну, что ли здравствуй, Васюта. Смотрю, ты так и не стал морским волком?

И ему Ингвар, которого назвали Васютой, ответил:

– Ты прав, всегда мечтал пойти путем Рагнара, но получилось так, как получилось. А ты, славный потомок Торкве мад ы, нашел ли для меня мою Изабеллу?

– В поисках. Волхвы уведомлены, скоро она объявится. Да, кстати, как тебе этот мир? Как первые ощущения? Оправдал ли твои ожидания?

– Думаю, ответ необязателен. Все лучше, чем висеть в ледяном безмолвии. В отличие от тебя, у меня выбора особого не было. Только почему мечи и магия?

– Подсознание вытворяет и не такие штуки. Зато какая магия! Вдохни этот воздух: здесь мы диктуем законы, игра идет по нашим правилам. Мир сам подстраивается под нас!

– Почти, друг мой, почти, Дементия-то мы упустили, а он мне слишком многое задолжал.

– Неужели королевич настаивает на его казни?

– И да, и нет. Я не смог его завербовать. Когда он выволок меня из колодца этого вонючего Ридегера, чтобы ему яйца муравьи съели, то я бессильной рыбешкой валялся у его ног. Не думал, что в этом мире можно быть таким слабым! И я не разобрался в Дементии. Он то, чего здесь не должно быть по определению! По всем известным канонам!

– Ты слишком мнителен. Но если он так тебе сдался, всегда найдутся те, кто исполнит желаемое. Не обязательно грязную работу делать самим!

Ритарх протер сначала один череп, потом второй, положил их рядом и подумал: «Они втроем здорово похожи». И здесь, на этом острове посреди Моши, под сенью величавых дубов, так и не скинувших до конца листву, покрываемых падающим снегом, им всем самое место. В каком-то смысле он тоже был мертвым — мертвым, желающим говорить с неживыми, чтобы отомстить нерожденному. Вот такой каламбур…

Он привычно, тремя вздохами успокоил сердцебиение. Ненависть — основа его жизни – не должна быть заметна. Ненависть к пришлым демиургам, к тем, кто поработил его народ, особенно к Зеленому Дракону иллюзий. Ненависть к судьбе, определяющей все и вся. Даже ее, судьбу, казалось бы, гаранта свободы, они смогли подчинить. Немыслимо! Но это была суровая действительность Артрии. И пока с этим он ничего поделать не мог.

Здесь, на севере Полуденных земель, среди дикарей, Ритарх нашел то, что искал. Он, боевой маг Дивнограда, уже не один год пытался обуздать силу псевдоразумных магических структур, возведенных предками любичей и прозванных Многоликими. Эта сила могла многое при правильном применении. А он, Ритарх, знал, где и как нужно ее применить. И вот перед сезоном дождей у него получилось. Ему удалось обнаружить эфирные нити, что связывали Идолов Многоликих друг с другом! Его сознание прошло через петлю внутреннего сплетения и растворилось в одном из энергетических потоков, после чего помчалось по пластам реальностей.

Годы наблюдений и напряженного анализа не прошли даром: он смог правильно выбрать подход и время для слияния. Мир преобразился, распался на фрагменты, явствуя свое естество и многообразие. И когда он стал не тем, кем был до этого, с ним заговорили, пообещали дать то, что он так сильно хотел получить. Но сначала следовало выполнить одну просьбу: найти способ извести болезнь, поразившую Прираречье, разрушить заклятье, наложенное на Многоликих существами Захрусталья. Ему предложили, и он согласился!

Он простился с Космой Селикатовичем, его неугомонной дочерью, покладистыми домочадцами и оказался здесь, на острове посреди Моши. Вспоминал ли он свою ученицу? Наверное, нет, его интересовала только поставленная перед ним цель. Все, кто когда-то был дорог, выбрали сытость рабского существования и при первой же угрозе отвернулись от него. Так зачем ему новые привязанности с последующим разочарованием?

Черепа почти не обгорели. Они еще помнили мысли людей, которым принадлежали, вернее, отголоски, слабое эхо. Многоликие дополнят по обрывкам остальное. Ритарх взглянул на небо, затянутое темно-вишневыми тучами без единого разрыва. «Пора!» Он встал и подошел к столбу ближайшего Идола. Тот вначале неодобрительно посмотрел на него впалыми глазами со сморщенного лица одной из своих граней, но, узнав, кивнул, как старому знакомому. Предстояла тяжелая работа. Ритарх примерился, равноудаленно поставил черепа прямо на землю и принялся вычерчивать сложную фигуру, центром которой был собственно Идол.

В процессе создания пентаграммы на Ритарха нашло словно безумие. Он раз за разом чертил линии, напитывал их силой и, неудовлетворенный, стирал. Сотворенные им лучи устремлялись по разные стороны временной шкалы, но терялись в ее бесконечности, вновь и вновь возвращали его к исходному состоянию. Он искал то совершенство, которое помогло бы установить наиболее четкий контакт с ушедшими за грань, привязать к остаткам их бренной оболочки. Его лихорадило от предчувствия, что вот-вот получится.

Ритарх ползал по земле, бормотал, кусал грязные замерзшие пальцы, тер до красноты лысину и снова чертил только ему понятное. Он перешел на другие законы существования. Время приобрело иное значение. В какой-то момент он в порыве накрывшего его возбуждения отцепил прикрепленные за спиной мечи и отбросил их в сторону. Ничто не должно отвлекать! Любая мелочь могла остановить начатый процесс. Безопасность отодвинулась на второй план.

И когда работа была завершена, мир изменился. Перестали дымиться крады, исчезла нарождающаяся метель, пропали ветвистые дубы. Он видел перед собой только две фигуры: мужчину и женщину. И были они бледны и призрачны, и дым струился из глаз. Вся их жизнь промелькнула перед ним, вся их предопределенность друг другу стала понятна и была принята.

— Для чего ты нас призвал? Зачем тебе с нами говорить? Разве и так не видишь, что произошло? Столько усилий потрачено на ушедших к лунной тропе, – спросили они глухим голосом.

– Ваша смерть не случайна, – ответил им Ритарх, от сердца, со страстью, на которую был способен. – Она связана с происками мерзости, порожденной Захрустальем. Помогите очистить от нее земли любичей, помогите спасти княжество.

— Спасти княжество? Очистить земли? — голоса призраков заскрипели, их фигуры еще больше поблекли. — А у нас теперь под ногами и земли-то нет, как и ног, висим среди бестелесной толпы на берегу Смородины, перед Калиновым мостом, чего-то ждем, трясемся в окружении голосящих, плачущих, воющих душ. Ни Луны, ни Солнца, ни Ирия, ни туды, ни сюды. Так зачем нам помогать? Зачем о чем-то тревожиться?

– Но если не вы, то кто? – вскричал Ритарх, понимая: если с ними сейчас не договорится, все будет насмарку. — Из года в год любичи славят тех, кто дал им жизнь. Они верят, что предки заботятся и помогают им. Или эта вера ничего не значит? Не дайте предать свой народ! Я открою кладовую пращуров, но только вы сможете в нее войти, найти там то, что разорвет паутину проклятья… в отместку за то, что с вами сделали, ради того, что вам не дали сделать. И тогда, быть может, Калинов мост пропустит души, Ирий примет вас…