Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

Однажды утром поведение разбойников изменилось. В выселке, где они провели ночь, сообщили, что впереди, опережая их меньше чем на сутки, в сторону востока движется странная парочка: воин и его холоп. Идут с одним конем, второго, охромевшего, в убыток себе обменяли. Мерген как узнал, что у воина особый меч, так сразу и решил во что бы то ни стало его нагнать.

– Ты думать, это они? – донеслись до Иванко слова кашака, обращенные к главарю.

– Меч их выдал. Алуар обрадуется, если мы принесем голову его хозяина. Соловушка же с удовольствием получит добротный клинок. Для нас идеальный расклад, разве нет? – ответил Мерген. Что там думал кашак, Иванко не знал, но как тот пробурчал, хорошо расслышал:

– Никто не видать волколака после Леший край. Кому нужна будеть голова странника? Мало за одним было бегать, теперь за другим ноги ломать.

Тем не менее на следующий день ватажники отправились на восток. Гнали не час и не два, не жалея коней. Через некоторое время оставили сани и устремились дальше в снегоступах. Мерген вел отряд лично. Когда полукровка окончательно выдохся и готов был взмолиться (невиданное для него дело!), перекат прекратил безумный бег, расставил всех в засаде, пленника же крепко повязали и убедительно напомнили ему о необходимости соблюдать тишину. Тому осталось только послушно ожидать представления. Вскоре оно последовало.

Странник шел рядом с конем, к луке седла были примкнуты каплевидный щит и копье. Весь облик мужчины говорил о том, что связываться с ним опасно, что это не затюканный землепашец и не какой-то там дровосек. Скорее опытный гридь или рында владетеля. За ним топал ничем не примечательный высокий паренек с посохом в руке. Таких дурней в каждой дыре с десяток наберется. Стоило ватажникам выйти из укрытий – трем спереди, двум сзади, – мужчина отпустил поводья, сбросил с плеч массивную медвежью шубу и спокойно выступил навстречу самому крупному из них. В его руке был тот меч, который так сильно желал заполучить Мерген.

Здоровяк перехватил поудобней длинное топорище, замахнулся и, долго не думая, вознамерился воткнуть топор в голову воина. Хорошая задумка, да плохое исполнение. Тот ловко увернулся и, оказавшись за спиной ватажника, с полного оборота, резко выдохнув, разрубил надплечье противника. Меч глубоко вошел в тело незадачливого бойца и, видимо, там и застрял. В этот момент стрела проскользнула по кольчуге воина. Он тут же вскинул руку, и в лучника полетел боевой топорик, который обухом выбил у врага глаз с каким-то чмокающим звуком. Раненый разбойник-древич бросил лук с уже вложенной стрелой, зажал кровавую дырку руками и повалился вперед на колени.

– Асс, – зарычал кашак. Он с разбега попытался проткнуть копьем столь умелого противника. Одновременно к ним со всех ног бросился бежать Мерген, вооруженный щитом и кривой саблей.

Копье кашака было отведено в сторону неуловимым движением правой руки, и в тот же миг кулак левой руки воина, усиленный кастетом, пробил височную кость лиходея. Тех нескольких секунд, которые потребовались Мергену, чтоб приблизиться к месту схватки, хватило воину: он оперся ногой о спину издохшего увальня и выдернул застрявший меч.

Мерген остановился, озадаченный столь скорой расправой над ватажниками. Странник же неторопливо подошел к своему коню и отцепил щит.

– Сукач, прирежь поросенка, мне твои руки нужны, у нас тут пляска намечается, – сквозь зубы процедил перекат. Но разбойник, державший за шкирку паренька, не откликнулся. Он завороженно смотрел на восьмерки, которые выделывал воин мечом, сближаясь с Мергеном.

Они сшиблись и закружились друг вокруг друга. После обмена парой замахов, мужчина разорвал ритм и неожиданно для противника въехал щитом в его щит, вложив в толчок весь вес своего тела. Перекат повалился наземь, что позволило воину тут же воткнуть лезвие меча в его ногу чуть выше колена.

– ... ать, – закричал от боли Мерген.

Грозный странник прекратил стоны поверженного врага ударом щита по голове, а затем направился к тому, кто держал паренька. Последний невредимый ватажник разжал руки, повернулся и рванул прочь, но так неудачно, что потерял равновесие и брюхом въехал в заледеневший сук старого вяза. Сук пронзил его и вышел со спины, натянув одежду. Разбойник несколько раз дернулся и затих. Мужчина не спеша подошел и добил его прямым коротким ударом в область шейного позвонка. Осталось уладить дело с визжащим от боли лучником, ну и с ним, с Иванко.

***

Не любил Митяй поездок верхом, больше своим ногам доверял. В бытность пастухом в Порубежье сколько пешим верст намотал по долам и предгорьям, ни разу не взбирался на круп коня. Казались они ему теми же самыми лосями и турами, только закабаленными людьми. Потому, когда его кобыла подвернула ногу и он кубарем с нее слетел, то даже обрадовался. Попытался встать, охая, да заметил на себе пристальный взгляд. Вот так да – перед ним из-под овражных коряг мужичок вылазит, анчутка, нежить: махонький, голова лысая, в других же местах мохнатый настолько, что и не разберешь, то ли в шкуры одет, то ли сам по себе такой, на беспалых ножках с копытцами.

Отряхнулся мужичок от снега и говорит ему:

– Спасай, Митяй, брата малого. Возьми с собой. Невмочь мне в Граде оставаться, невмочь и по снегу босым топать. Там, в Граде, нечто с большими крыльями и темными глазами таких, как я, вылавливает, страшно вспомнить... Бегу, но сил моих больше нет. Мне лес противопоказан. Только на тебя одна надежда и осталась.

И так умиленно посмотрел в глаза Митяю, так свою рожицу скуксил, что тому ничего не осталось, как взять его с собой. Да и как не взять, если это была первая нежить, которую пастух встретил за последнее время! Засунул анчутку поглубже в овечий полушубок, а тот там поерзал, ужался и свернулся клубочком, словно за пазухой у него дом родной.

В выселке, куда они заглянули на ночь, встретили неприветливо. Бородатый низкорослый люд, называемый древичами, с сомнением пустил их в свои засыпанные снегом норы-землянки. Пахло внутри соответствующе. Однако выбора особенного не было. Помогло то, что нежданные гости предложили для обмена кобылу. Хромая не хромая, лошадь пришлась древичам по душе.

– Слушай, я те не игрушка, зачем со мной возишься? – бубнил недовольно анчутка.

– Это я от радости. Ты даже не представляешь, как мне вас не хватало, – ответил пастух. Он пребывал в самом радужном настроении – опять не удержался и потрогал нового попутчика за уши. Всамделишный! Страшненький! Пусть и совсем не домовенок!

– Нас? – с удивлением переспросил анчутка, отдергивая голову. – Ты не болен? Бредишь? Нежить видеть – ненормально. Даже мне понятно.

– Так я, считай, всю свою жизнь вас вижу. Мне без того неуютно. А тут, после хрустального звона, как отрезало. Ты первый, с кем смог заговорить.