Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– С демиургами, с теми, кто держит планету за яйца, с теми, кто сидит в алчущей подземной тьме, кто висит в пустоте за звездами, кто гуляет по лунной тропе, как им вздумается. Они больше, чем колдуны, они само колдовство, магия, чары и волшба вместе взятые.

– Откуда ты все это знаешь?

– Ты говоришь, что иногда видишь во мне зверя? Пойми, меня учили не только махать мечом… Отец знал много легенд. И в одной из них Черная луна уже приходила. И была боль. И были беды. И была всеобщая война. И появился Разлом. А до прихода той Черной луны царила совсем другая эпоха. Эпоха, в которой правили такие роды, как мой, каждый со своими способностями, каждый со своим скрытым зверем! Люди-звери были королями и лордами, все остальные – чернью и отбросами. И пропасть лежала между ними. Пропасть, которую преодолевали немногие.

– Так значит, вот почему горгулья прокричала про ваше родство? – пораженно молвил пастух. Пазл почти сложился. Осталось лишь уточнить одну маленькую деталь.

– Возможно, – нетерпеливо ответил рыцарь, – но после поражения от Владык большинство родов либо сгинуло, либо утратило свои способности. Была произнесена особая клятва отречения. Те же, в ком просыпался древний дар…

– Безжалостно уничтожались послушниками или рыцарями, – закончил его мысль Митяй.

– Да, – тихо проговорил Дементий, – обет рыцаря – защищать людей от колдовства и от нежити. И я нарушил этот обет.

Митяй постарался не зацикливаться на последних словах. Не сейчас, не это важно.

– Почему древние роды проиграли? – спросил он.

– Их дар обернулся проклятьем. Они творили жуткие вещи: опыты над людьми, опыты над планетой. И постоянные войны, войны, войны. Скрытый зверь не хотел останавливаться, не желал он ни с кем и объединяться. Убийства с особой жестокостью были его гимном…Пока не случилась Черная луна, пока не появился Разлом. Владыки – далеко не первые из демиургов – вместе с другими изменили этот мир, переписали его законы. Прежние повелители ушли в историю, уступив свое место новым.

– И ты считаешь, что Морена, Потапыч и Колдун с острова – это те самые демиурги?

– А кто еще? – буркнул Дементий.

Мужчина снова подбросил в костер дров, укутался поплотнее в шубу и прилег, довернувшись в шкуры, на которых до этого сидел.

– Ну а ты, правда, думаешь, что Любава – та самая Снежная дева из пророчества? – услышал пастух вопрос, заданный шепотом.

– Да кто ж это знает, я ни разу ее не видел. Но больно на перекрестке семи дорог холодом сквозило из-за пределов, словно у Морены появился двойник. А слова про деву – так они сродни видению, слетели с языка помимо воли. Вскоре узнаем. Вскоре многое встанет на свое место.

***

Митяй прошел по горному серпантину, обернулся и увидел, как Камнеград, небольшая каменная крепость, возвышается над бирюзой кедра и сосен, над белизной снега и льда реки. Отсюда хорошо просматривались ступенчатые улицы и заснеженные крыши. Иногда между домами появлялись фигурки людей, спешащих по своим делам. Бездельников здесь не держали. Еще ниже в долине дымили мастеровые выселки. Однако впереди ждало ущелье, зажатое скалами, которое должно было привести к нужным пещерам. Начатое следовало закончить. И он продолжил свой путь.

Постепенно дорога сменилась тропинкой, сосна – кустарником, и вот перед ним открылся провал, ведущий к неизведанным глубинам. Перед пещерой выделялось кострище, обложенное камнями, в стороне осталось еще достаточно нарубленных веток и сучковатых поленьев. Здесь часто останавливались, по крайне мере, раньше. Опираясь на посох, Митяй вошел под каменный свод. Идти было легко – уклон пологий, сквозняк подталкивал в спину. Недалеко от входа он обнаружил заготовленные факелы, одним из которых решил воспользоваться. Три удара кресала о кремень, и огонь весело затрепетал перед ним.

Если первые шаги дались легко, то вскоре все усложнилось. И дело было не только в неровностях и расщелинах. Трудно в темноте, окружающей освещенный круг, осознавать пройденное расстояние, трудно не пригнуть голову, ощущая давление камня! Тревога нарастала. И даже мимолётные следы присутствия человека – то разбитая тележка, то сломанная кирка – не помогали. А ведь недавно он так же шел за Потапычем и ничего похожего не испытывал. Что за странное имя для деми… урга? Хотя, что тут говорить, этот персонаж сам по себе очень странный.

Вскоре Митяй [понял, что] потерялся. Пещеры сменялись друг другом, ходы между ними петляли, ветвились, убегали в стороны. Куда идти? Он покрутил головой, будто что-то можно было рассмотреть, и услышал, нет, почувствовал настойчивый зов. Где-то там, в глубине, его ждали. В голове зазвучали неразборчивые голоса. И пастух пошел дальше, перебирая в голове воспоминания о вчерашнем дне…

В Камнеград добрались под вечер. Ледяная дорога, шедшая по замерзшему руслу Камушки, слава Роду, привела обоз к городку без приключений. И нигде больше не ощущался тот жгучий холод, что встретил его в Кистенях!

Неужели он ошибся, неужели это все его длинный язык, а предчувствие Снежной девы – плод его воображения?!

Может быть, оно и к лучшему. Достаточно того, что лицо Морены – лицо, обтянутое кожей, – нет-нет да всплывало в памяти, а с ним и те противоречивые чувства, когда тебя и тянет, и одновременно отталкивает. Красота в увядании. И знаешь, что нельзя, а хочется. Жуть, одним словом!

Городок оправдал свое название возведенными из камня домами и невысокой, но широкой стеной из гранитного валуна. У многих жителей перед входом в жилища стояли замысловатые базальтовые изваяния. Центр был отдан Многоликим.

Пока разгружали обоз, выяснилось, что Любавы нигде нет. Пастух поразился тому, насколько никого не обеспокоило ее долгое отсутствие. Ему выделили грубо сколоченную кровать в казарме у местных гарнизонных ратников. Дементия забрал с собой воевода. Ложились здесь рано. От ратников добиться ничего не удалось: не их, мол, это дело, если ушла, значит, так надо, не одна же. И шутки с прибаутками, и смех до дрожи стен…

Как рассвело, Митяй поспешил на улицу. Первым ему попался старшина рудокопов, которого он поймал на пути к плавильщикам дальнего выселка. Это был усатый чудин по имени Хадко: низкий, но широкоплечий, с хитрой улыбкой и обманчиво ласковыми глазами.

– Постой, уважаемый, много лет и здравия! – обратился паренек к старшине, перекрывая тому проход. – Прошу, проясни недоразуменьице. Купец Косма Селикатович послал с четким поручением вернуть Любаву. Но вот только где она?

– И тебе не хворать, сынок. Всем известно, [что] купеческая дочь в дальних пещерах. Не стоит тебе так беспокоиться, вернется к закату… или к следующему. Никто здесь не властен над сей девицей, [она] сама себе указ. К тому же с ней наш заступник – Велемудр. Чего опасаться-то? – успокоил слишком настырного рядовича умудренный годами камнеградец, а затем попытался обойти его по краю лестницы, но не тут-то было.