Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Там, в избушке у жалтонеса Рунальда, когда мы княжича привезли к нему…

– Мы привезли… – поправил сотник Бобрыня, перебивая товарища, и даже рукой махнул, показывая, что он говорить будет, как лучше знающий, что там было. – Ты позже приехал.

– Ну, говори ты… – согласился Гостомысл. – Только не тяни…

– Когда жалтонес сказал, что он не знает яд, которым была отравлена ударившая тебя, княжич, стрела, я подумал, что он не сможет тебя спасти, и пытается так оправдаться. А потом мы поймали десятника стрельцов хозарина Парвана, который ту стрелу и пустил по чьему-то приказу. Нам и Рунальду десятник ничего сказать не захотел, тогда жалтонес приказал занести его в избушку. Мы занесли. Там было полно змей, но нас они не трогали. А одна змея, как по немому приказу жалтонеса, поднялась перед Парваном, в глаза ему смотрела, и перед лицом покачивалась, словно напасть грозила. Я не знаю, как змея сначала с Парваном общалась, а потом и с жалтонесом Рунальдом, внешне звука произнесено не было, но она выпытала у Парвана, что за яд был на стреле, и жалтонес смог сделать снадобье. И спас нашего княжича…

– Змея разговаривала с человеком? – переспросил Бравлин.

– Молча разговаривала.

– Что за сказки вы рассказываете…

– Сотник Заруба был со мной. Он подтвердит.

Сотник вагров, стоящий неподалеку и внимательно слушающий рассказ Бобрыни, шагнул от стола к Бравлину.

– Сущая правда, княже… Так все и было. Я понимаю, что этого быть не может. Но это было так, как он говорит.

– И дальше что?

– Потом три змеи обвили стрелецкого десятника, и он умер от страха. Мы хотели его на костер положить, но Рунальд сразу не дал. Сказал, что разрешит только после того, как змеи отдадут тело. Пришлось ждать. А когда Рунальд Парвана отдал, я спросил его про ту змею, что с ним разговаривала – он называл ее Паримом, жалтонес сказал, что Парим уполз искать человека, который стрелу направил. То есть, того, кто нанял десятника и дал ему отравленную стрелу для княжича. Рунальд обещал, что Парим этого человека накажет.

– Ты хочешь сказать, что Велибора… – недобро произнося слова, начал Гостомысл.

– Об этом, княжич, давно в народе говорят. Она – хозаритянка, Парван – хозарин. Велибора мечтала княгиней стать. Она о власти мечтала. Это все видели. Ей мешали только ты, княжич, и твой отец. Князь Буривой в крепости Кареле умирал. Только ты ей помехой оставался.

– Логика в этом есть, – вмешался в разговор князь Бравлин. – Но нельзя же обвинять человека только на основании того, что его змея укусила. Мало ли откуда может змея появиться. Спала, как все змеи зимой спят, разбудили, озлобленную, вот и укусила. Пойдем, княжич, навестим болящую. Может, я смогу чем помочь ей. В какой дом ее отнесли?

– В дом княжича. Княжна Прилюда приказала. Туда было ближе…

– Пойдем, княжич. Заруба, пойдем с нами. На змею глянешь, если уже видел…

Женские голоса слышались еще на лестнице. Голоса однозначно были возбужденными, обеспокоенными. Но слов разобрать было нельзя.

Гостомысл с Бравлином поднялись на второй этаж, прошли через горницу в спальную светлицу средней дочери Гостомысла от первой жены, которая сама предложила свою комнату. Умила всегда была девочкой сердобольной и заботливой. Проявила заботливость к своей родственнице и сейчас, хотя сама Велибора всех детей Гостомысла недолюбливала, и делала это даже демонстративно. Конечно, они не могли не заметить этого.

– Как она? – спросил княжич волхва Благосту, известного среди словен умением лечить разные болезни. Благоста встретился княжичу и князю сразу за распахнутой дверью.

Шевеля губами, словно отвечать начал, Благоста вышел за порог. Гостомысл с Бравлином последовали за ним. И там только жрец сообщил:

– Я ничем ей помочь не смогу. И никто не сможет, как я думаю. Яд этой змеи слишком сильный. С ним бороться мы не умеем. И откуда такая напасть пришла в нашу землю!

– Это ты про змею или про Велибору? – откровенно спросил Гостомысл.

– И про ту, и про другую… – не слишком стесняясь ранга людей, которые его спрашивали, ответил волхв. – С самой Велиборой тоже не все чисто. Позвала она свою труболетку, всех из светлицы выгнали, долго шептались. Потом труболетка ушла. Лечить не взялась. Я тоже не берусь. Сама Велибора понимает, что умрет. Да, что говорить… – обреченно махнул волхв рукой. – Спросите ее сами…

Княжич Гостомысл кивнул, князь Бравлин никак своего отношения к делу не показывал, оставался строгим и сдержанным. Вдвоем они вошли в светлицу, подошли к широкой лавке, где на толстой пуховой перине уложили княжну Велибору.

Она посмотрела на вошедших мутным взглядом красных воспаленных глаз, и головой мотнула. Непонятно было, что она этим движением выражала.

– Ты поправишься, и поедешь к Годославу… – сказал княжич, положив руку ей на плечо.

– Я умру! – выкрикнула вдруг Велибора. Удивление вызвало, откуда у нее взялись силы на этот крик. Но на большее сил уже не было. И она могла только шептать. – Я знаю эту змею. Такие на родине моей матери водятся. С купцами приезжал заклинатель. На торжище на дудке играл, и змеи его слушались. Я маленькая была. Видела, как мама с ужасом на змею смотрит. Мама тогда сказала, что после укуса такой змеи человек не может выжить. Нет средства…

Неподалеку от окна на столике валялось два куска змеиного тела. Сотник Заруба подошел, взял половину змеи в руку, посмотрел внимательно, положил, и подошел к княжичу с князем.

– Что скажешь? – спросил князь Бравлин.

– Это Парим, змея жалтонеса Рунальда. Она пришла, чтобы наказать отравительницу…

И недобро на умирающую княжну посмотрел.

Велибора слышала эти слова. Ее для чего-то поднятая над периной рука бессильно упала. Но шептать слова она еще могла:

– Мне недавно то же самое сказала Бисения. Сказала, что змею прислал сильный заклинатель. И Бисения побоялась с ним сразиться умением.

Княжич Гостомысл шагнул ближе к лавке.

– Я прощаю тебя, Велибора! Ради твоего сына и памяти Вадимира – я прощаю тебя. А это значит, что ты поправишься, и вновь обретешь здоровье.

Велибора скривилась, и обычно красивое и надменное ее лицо стало похоже на жуткую гримасу близкого к мучительной смерти человека. Причем, мучения ее были двойными. С одной стороны физическими, потому что яд змеи терзал ее тело, с другой стороны, она понимала, что это пришла расплата за ее дела, и от этого тоже мучилась.

– Я прощаю тебя, Велибора! – повторил Гостомысл.

– Ты прощаешь! – снова вскричала она, обретя неведомо откуда истеричные болезненные силы. – А отец твой простит? Он выпил яд того же паука [54] Стрелы, приготовленные для покушения на княжича Гостомысла, были отравлены ядом паука каракурта. (Действие второй книги «След Сокола».) , что тебе достался. Он простит? Я у тебя, у его сына спрашиваю – простит он?