Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

Погребальное кострище по традиции готовят сами волхвы капища. Только холм для погребения, как правило, выбирают родственники. Знатные люди – большие холмы. Люди попроще вообще без холма обходятся, просто ставят домовину, в домовину носилки, сжигают умершего, а потом останки засыпают землей. Княжеские похороны, понятно, такими простыми быть не могут, кто бы не умер. И потому Гостомысл, оставив коня с охраной под холмом, поднявшись пешком до капища, сразу прошел в ворота мимо младшего волхва, готового предложить свои услуги и стать проводником, и направился к избушке Солнцеслава, где бывал уже не однажды. В избушке было всего одно окно, и выходило оно не в сторону протоптанной в снегу тропы от ворот, а в сторону внутреннего тына, за которым высились резные разукрашенные деревянные истуканы. Да и стекла в окне не было. Деревянную раму затягивали толстым и мутным бычьим пузырем, не позволяющим много увидеть. Тем не менее, Солнцеслав как-то узнал о госте, и уважительно вышел встретить его на высокое грубое крыльцо.

Солнцеслав был стар, сед, согбен, но даже при возрастной согбенности иногда казалось, что он держится неестественно прямо, опираясь на посох, который возвышался тяжелым набалдашником из резного капа [55] Кап – нарост, обычно, на березе, чрезвычайно твердый. Используется для тонкой фигурной резьбы. Имеет собственный природный внутренний рисунок непредсказуемой фактуры, который резчики стараются сохранить и использовать. над головой главного волхва.

– Я рад приветствовать у себя славного сына славного отца. Пусть Перун покровительствует тебе все годы твоей жизни. Можешь не беспокоиться, я уже послал людей за дровами для погребального костра. Проходи пока в дом, обогрейся у печки, потом поедешь с волхвами, и покажешь им холм, который выберешь для нечестивой своей родственницы. Только не выбирай рядом с тем, где захоронены твои отец и брат. Убийца не может лежать рядом с убитым.

– Ты все уже знаешь… – без удивления констатировал Гостомысл слова волхва.

– Дела мертвых до нас доходят раньше, чем дела живых. А уж про мысли живых вообще говорить сложно… Но мне кажется, ты простил свою ятровку [56] Ятровка (устаревшее) – жена брата. .

– Да, Солнцеслав. Но в моей воле простить ей только попытку убить меня. Она же призналась, что и батюшку моего отравила. Простит ли ее дух Буривоя – я не знаю.

– Духов я могу услышать. Дух Буривоя не за свою смерть печалится, а простить ей не может попытку твоего убийства. И невозможно уже изменить волю духа. Она сильнее наших земных чувств. То, что ты простил, еще ничего не значит. И выбирать холм для захоронения ты должен в стороне, подальше от холма Буривоя.

Но Гостомысл ехал к главному волхву еще и с иной целью. И не забыл об этом.

– Скажи мне, Солнцеслав, а в делах живых людей ты можешь принимать участие так же, как в делах мертвых?

Они уже вошли в избушку волхва. Там было жарко натоплено, и у княжича с ветреного морозца сразу начало краснеть лицо. Но он греть начал не лицо, а руки, приложив их к печи.

– Я сам еще, слава Перуну, живой человек, и потому могу давать советы, как человек человеку, не более. Хотя, конечно, опыт прожитых лет, а я ведь еще и твоего деда знавал, дает мне право судить иногда правильно. Может быть, даже частичку мудрости дает. Но я вижу, что мучает тебя, и почему ты задал мне этот вопрос. Раньше ты, бывало, просто приезжал, и спрашивал, что тебя волнует, а я советы давал…

Гостомысл не понял, что имеет ввиду старый волхв, и в удивлении поднял брови.

– Ты думаешь, как же человек, который не видит, что у него самого под старым сморщенным носом делается, видеть то, что делается в княжестве?

– Я так не думал, Солнцеслав…

– Ну, чуть иначе думал. Ты думал о том, что я не знаю проделок боярина Самохи и волхва Беридрага? Я знаю, сколько боярин заплатил, знаю, сколько Беридраг припрятал. Но он не от жадности. Он хочет родителям своим и сестрам помочь из нищеты выбраться. У него ведь шестеро сестер. Я ничего Беридрагу не говорю, и ты ничего боярину не говори. Боярин сейчас был у меня. Привез целый мешочек золотых монет. Не сказал, что Беридрага обманул. Сказал, что богам нашим жертвует. Ну, пусть так… Перуну давно пора позолоту на бороде сменить… Но ты, я вижу, княжич, в смятении. Спросить хочешь. Так спрашивай…

– Ты, наверное, знаешь, о чем мы договорились с князем Бравлином Вторым…

– Мне это было нетрудно узнать, потому что тот же боярин Самоха уговаривал меня поддержать своим словом князя Бравлина. Я не сказал ему ни «да», ни «нет». А сам попробовал рассудить, что происходит, и что может произойти в том или в другом случае. Рассуждал, как ты поступишь, и как поступит Бравлин. Я, конечно, мало его знаю, но слышал о князе только хорошее. И я понял, что вы с ним сумеете договориться. Вы договорились?

– Договорились, Солнцеслав…

– Вот и хорошо. Еще я думал, откуда идут мысли стравить словен и вагров. Кому это выгодно? И увидел только две силы – это или хозары, или русы. Но хозары действовали бы через твою ятровку, через Велибору. А если действуют через боярина Самоху, то это наверняка Руса. У него с ними давняя дружба. Еще твой батюшка Буривой подозревал, что боярин русам продается. Со мной советовался, не повесить ли ему Самоху. Я отсоветовал… Но боярину я сказал, что Буривой думает… Он вроде бы присмирел сначала, а теперь снова начал. Сам к власти рвется. Только не понимает, что он своим хозяевам не нужен. А вы с Бравлином к чему пришли? Как договорились?

– Договорились, что он князем станет, а я буду посадником…

– Я так думаю, что это правильное решение. Ты это хотел у меня спросить?

– Да, волхв.

– Тогда мы все с тобой обговорили, и поезжай с младшими волхвами холм для Велиборы выбирать. Домовину ей уже, должно, срубили. Дров для костра должны вот-вот привезти. Поезжай. Но только не думай, что я окончательное слово сказал. Я не умею видеть мысли живых. Я только по возрасту своему и опыту размышляю, и даю советы. А ты волен поступать, как считаешь нужным. Но одно помни – словене тебе доверяют. И не вводи их в трудную годину в новые испытания. Иначе могут не встать в полный рост…

Гостомысл вытащил из-за пояса мешочек с серебром, и положил на грубо сделанный стол, где стояли только глиняный кувшин с водой, и две плошки – одна с размоченным горохом, вторая с медом. Из закрытой печи шел дух пареной репы. Волхв, видимо, собрался обедать…

Завершив все дела на Перыни, Гостомысл вернулся в Людин конец. В воротах чуть снова не столкнулся с боярином Самохой. Их разделило каких-то пятьдесят – шестьдесят шагов. Только на сей раз Самоха ехал не верхом, а в более привычном ему возке, на облучке которого сидел настоящий возница. Но возок боярина был известным в городе и хорошо узнаваемым, и потому всем было ясно, кто едет, укрывшись от ветра ведмежьей полостью. И от ворот возок сразу свернул в сторону Ильмень-моря. Дневной визит в Русу никого сильно взволновать не должен. У Самохи в Русе было две лавки, и всегда можно было сказать, что поехал по торговым делам. Днем даже переодеваться необходимости не было. Гостомысл остановился, оглянулся, и жестом подозвал сотника Русалко. Как-то так получилось, что сотник стал у Гостомысла чем-то вроде начальника догляда. Но сам этому не противился, и выполнял все, о чем попросят.