Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

Так, один вой из первых рядов колонны пленников, сказал вдруг громко:

– Все! Силы мои не беспредельны! Ноги идти отказываются. Все одно в петле болтаться. Так не все ли равно где! Пусть здесь вешают.

– А я как-то слышал, – сказал другой пленник у говорившего из-за спины, что славяне меняют пленников на пленников. Правда, тогда меняли руяне. Но строго – человека на человека…

– А кто из наших конунгов еще не так давно в набег ходил?

– Рагнар Одноглазый а земле кривичей был. Только его там тоже побили. Но он, убегая, к латгалам попал, и тех побил. Много пленных привез…

– Может, и нас обменяют… – мечтательно высказался тот, что только что желал быть повешенным. И зашагал быстрее и даже бодрее…

Когда въехали в город, колонна сразу свернула в сторону, чтобы добраться до своих казарм, расположенных неподалеку от городской стены. В казарме решено было временно разместить и пленных. А Гостомысл со своим стрелецким сопровождением отправился в терем князя Здравеня, надеясь, что в это время Здравень уже проснулся, и даже успел хорошо поесть. Когда их князь голоден, – говаривали русы, – к нему лучше не приближаться. Но, видимо, Здравень, в самом деле, успел пообедать, да и время было уже не раннее. Вечер приближался стремительно, и тьма уже начала окутывать улицы Русы. Во дворе княжеского терема князь-посадник не стал расседлывать своего коня. Он только вместе с Русалко передал повод стрельцам сопровождения, и так же, в сопровождении сотника, поднялся на второй этаж. Там дворовые люди сообщили Гостомыслу, что у князя собрались и воевода Блажен, и посадник Русы Ворошила, и пока пьют мед, и о чем-то беседуют. Не велели беспокоить. Однако Гостомысл не собирался дожидаться, когда беседа престарелых правителей города закончится. Князь-посадник Новгорода справедливо полагал, что все трое могут из баклажки лишнего хлебнуть, и уснуть за столом, и потому просил передать князю Здравеню, что прибыл из Новгорода князь-посадник Гостомысл, просит принять, а если Здравень сейчас принять не может, Гостомысл или через недельку заедет, или раньше ждет князя Русы у себя в городе. Приехать желательно вместе с посадником Ворошилой.

Гостомысл в этот день и вправду устал сильно. Он ночь не спал, проводя, практически, все время в седле, на легком морозе, и согревался только во время короткого доклада сотника Русалко в рабочем сарае ошкуйских плотников. Но это было вскоре после рассвета, а сейчас уже приближался вечер. Тем не менее, не усталость заставляла Гостомысла так себя вести, а только непомерная гордость местной знати, которая после сожжения Славена желала себя в собственных глазах возвысить, унижая князя-посадника, сына князя Буривоя, который когда-то сам держал Русу в постоянном страхе нашествия. Этого соседям Гостомысл позволить не мог, и желал сразу поставить их на место.

Посланный вернулся быстро.

– Княже Здравень приглашает тебя, князь-посадник, в свою горницу. Пойдем, что ли…

Гостомысл, присевший было на лавку у печки, лениво поднялся, обернулся, потрогал рукой горячие печные изразцы, словно проверяя, давно ли печь топлена, и кивнул:

– Пойдем, что ли… Русалко! Со мной!

Дворовый человек услужливо придержал дверь в горницу. Дверь в эту горницу была намеренно сделана чрезвычайно низкой, чтобы входящие поневоле кланялись князю Здравеню при входе. Но Гостомысл, не желая отвешивать местному хозяину поклон, обернулся к Русалко, что-то шепнул ему, и вошел почти боком, даже сразу не взглянув на самого Здравеня. Но его вынужденный поклон можно было одинаково отнести и к сотнику стрельцов, что вошел следом за князем-посадником, и к дворовому человеку терема князя Здравеня, что дверь придерживал.

И только после этого Гостомысл осмотрелся.

Князь Здравень сидел в своем кресте на подиуме. Перед ним, торцом к княжескому креслу, стоял стол с едой. Сбоку от стола стояла скамья, на которой сидели воевода Русы Блажен и посадник города Ворошила. И у того, и у другого бороды были в крошках. Скамья по другую сторону стола была свободна. На столе, прямо в глубоком деревянном корытце с водой стоял настольный кованный светец [125], в котором были зажаты пять лучин. Большие напольные светцы стояли по бокам стола. Каждый тоже имел по пять лучин. Перед светцами на полу были выставлены наполненные водой деревянные корытца, но не такие маленькие, как корытце на столе. И, при всей тусклости освещения, Гостомысл сумел увидеть, что бороды людей за столом испачканы чем-то жирным. Видимо, он своим приходом прервал их трапезу, совмещенную с деловым разговором.

– Здрав будь сам, князь Здравень, и твои гости, – вежливо сказал Гостомысл.

– И ты здравствуй будь, княже Гостомысл, – ответил Здравень настолько важно и с чувством высокого своего положения, что это граничило с презрением к вошедшим. – Дошли до нас слухи, что вы с братом моим князем Бравлином Вторым отбили свеев…

Гостомыслу никто не предложил не только за стол сесть, но даже не предложили вообще присесть. Это уже было верхом холодности приема и вообще невежливости. И потому князь-посадник решил ответить хозяевам Русы тем же оружием. Он осмотрелся, увидел скамью у жарко натопленной печи, и махнул рукой сотнику своего сопровождения:

– Присаживайся, Русалко. В ногах правды нет…

Сотник, легко «прочитавший» ситуацию, игру Гостомысла понял, и не просто сел на краешек скамьи, но и ногу на ногу забросил, а руками за спиной на край скамьи оперся. В общем, показал свою свободу и полное отсутствие стеснения перед хозяином терема и высокими сановниками Русы. То есть, открытое неуважение к ним. Сам князь-посадник без раздумий сел рядом, и повернулся в сторону князя Здравеня.

– Если такие слухи только и дошли, то они не отображают того, что произошло, – спокойно ответил Гостомысл на слова хозяина. – Мы не просто отбили их, мы их полностью разбили, и большей частью уничтожили. Из девяти тысяч, что конунг Эйстейн Оборотень привел в нашу землю, почти пять тысяч были или убиты или утонули в Волхове, когда они побежали от нас, и треснул лед, а четыре тысячи мы захватили в плен, чтобы использовать их труд на восстановлении города.

– Это большая и редкая победа! – не мог не отметить посадник Ворошило. – А сколько войска было у тебя и у князя Бравлина?

– У нас было несколько больше шести тысяч. Это вместе с тем двухтысячным полком, что пришел на помощь из вашего города.

– Знатная, должно быть, сеча была! – восхитился и воевода Блажен, и даже жирной рукой махнул, словно в руке у него меч был.

Гостомысл вспомнил обещание, которое он вроде бы в шутку дал воям-русам на льду Ильмень-моря, и решил, что даже шутливое обещание следует выполнять. И потому сказал: