Владимир Серышев - Гость волшебного мира. Книга первая: Незнакомец

– Там ещё Бруно… Похоже, ослеп. И Эрих, без сознания…

Несколько солдат сразу же бросились в дом. А Вилли снова захлебнулся хриплым кашлем. Подоспевший Шенк резко склонился к самому его лицу.

– Что внутри случилось? Вы что-то взломали, открыли, рассыпали, разлили?

Вилли замотал головой, с трудом выдавил сквозь кашель:

– Ничего такого… Посмотрели тряпки и посуду…

Из дома вытащили бесчувственного Эриха. Следом, держа под руки, вели последнего бойца – совершенно перепуганного Бруно. Он беспрестанно тёр глаза, и в страхе причитал:

– Мама… Мама…! Что творится…?! Я не вижу! Мама!

Шенк столь же стремительно распрямился. И отрывисто скомандовал солдатам и подбежавшему санитару:

– Всем выйти со двора! Пострадавших туда! – указал на избу мальчишки по соседству. – Сюда никому не входить!

И поспешил за калитку, обратно к пепелищу, где стоял Фарбаутр. Солдаты с тревогой смотрели командиру в спину.

– Дом старухи тоже нужно сжечь! – выпалил Шенк, подойдя вплотную к Фарбаутру. – Там, похоже, распылён какой-то яд!

Фарбаутр даже не взглянул на Шенка. Его внимание было приковано лишь к жилищу ведьмы – где суетились солдаты, спешно покидая двор.

– Это не яд – бесцветно констатировал Фарбаутр.

И двинулся в направлении старухиного дома. Фон Зефельд рванул следом, азартно постукивая посохом по мёрзлой земле.

Обоих подгонял порывистый ветер. Снег хлестал шрапнелью по спинам.

– Думаешь, защитная магия? – брата распирало веселье. – Значит, есть что защищать – и подавшись ближе, заговорщицки добавил: – Может, всё-таки и твой сбежавший русский где-то у неё в подвале?

«Нет – мысленно отмёл Фарбаутр. – Тогда бы и охранные заклятия были хитрее, вызывая апатию, потерю интереса к обыску, постепенную лень».

А здесь – грубое колдовство, откровенно в лоб. Чтобы вышвырнуть чужаков за порог, и только. Но – наложено оно, конечно, неспроста, брат прав – любому чародею есть, что прятать. И пока солдаты с полицаями будут обследовать берег и допрашивать стариков, нужно осмотреть избу ведьмы на предмет иных волшебных диковин. А возможно и подсказок, где скрывается беглец. Благо, опасность в доме теперь минимальна. Самый мощный удар заклятья приняли на себя первопроходцы, как это обычно бывает. Если что там и осталось, то – может, эхо защитной магии, слабые отголоски. Поэтому, работать можно спокойно.

– Надеюсь, у неё тепло хоть? – зябко передёрнулся фон Зефельд.

Внешний вид избы – перекошенной, сырой, и впечатление, будто бы трухлявой – вынуждал в том усомниться.

Фон Зефельд, обогнав Фарбаутра, скользнул к ведьме в опустевший двор. Попутно сшиб ударом посоха верхушку гнилой штакетины, как голову срубил. И устремился к крыльцу.

Фарбаутр, идя за братом, быстро поднялся по ступеням, перешагнул через пятно рвотной массы. Под сапогами что-то звякнуло, жалобно и одиноко. Фарбаутр глянул вниз – металлическая пуговица, оборвалась у кого-то из солдат.

Фон Зефельд меж тем ткнул посохом в скрипучую входную дверь. Но, когда та отворилась, невольно подался назад. За порогом гостей встречала чернота – столь плотная, что казалась вязкой, липкой, болотной. И даже как будто тяжело колыхалась, будто, непроницаемый полог. Фон Зефельд в нерешительности оглянулся.

– Приказать, чтоб принесли фонарь? – мотнул он головой в сторону пехотинцев у соседней избы.

Фарбаутр молча оттолкнул его, и ступил внутрь, сразу же крепко смежив, сплюснув веки. В лицо пахнуло земляной сыростью, точно он вошёл в склеп, а не в людскую обитель.

Сделав пару шагов, Фарбаутр замер, почти ощущая, как расширяются зрачки. А когда открыл глаза, увидел сквозь тьму очертания комнаты – приземистой, корявой. Похожей больше на сарай, или чулан. Русские именовали её – сени. И первое впечатление о доме они оставляли крайне брезгливое.

Даже не из-за пятен на полу, где солдата стошнило ещё дважды. Сени сами по себе выглядели неуютно. Ни вешалок для верхней одежды, ни полок для обуви. Не было даже лавки. Только стены и грубый, пыльный пол.

В дальнем конце виднелась следующая дверь. Рядом с ней тянулась к потолку лестница на чердак. Такая же неказистая, как и всё в этом помещении, но – хотя бы, сколоченная на совесть.

К бревенчатым стенам жались пустые кадушки, одинокие вёдра, и примитивная хозяйственная утварь родом, наверно, из дремучих средних веков – корыта и корытца, рогатина, коса, массивные грабли с деревянными зубцами, какие-то лопатообразные ухваты, колотушки, коромысло.

На самих стенах вразброс крепились серпы, словно фамильное оружие. И с десяток не то лиственных веников, не то пучков травы – полумрак не давал разглядеть получше. Да Фарбаутр и не стремился.

Он пересёк помещение, и открыв вторую дверь, вошёл в жилую часть – на кухню, где оказалось не намного светлее. Мутное окно здесь можно было принять за декорацию, как на театральной сцене. Поэтому комната утопала во мгле.

Справа громоздилась массивная каменная печь без лежанки. А вокруг валялись скинутые солдатами чугунки, кастрюли, прокопчённый чайник.

В доме и в целом-то, в общем, стоял разгром. Пол густо усеивали осколки чашек, тарелок, сплющенные кружки, ворох ложек и вилок, просыпанная соль. В смежной комнате, через проход, так же виднелись разбросанные кофты, тряпки, платки, вперемежку с книгами и бумажными листами. Белели вспоротые, ради смеха, подушки. Но, изнутри, сквозь прорехи, торчали не перья, а сено.

Вопреки сомнениям, в избе оказалось тепло. Даже жарко. Однако – вместо угольного или древесного аромата, в нос шибануло протухшей кислятиной. Фон Зефельд уткнул лицо в рукав, и выдавил:

– У них у всех дома такое амбре?!

И лишь затем увидел в нескольких местах рыжие кляксы по полу, где всё того же солдата впервые накрыл приступ рвоты. Фон Зефельд поддел посохом несколько тряпок, и побросал их на тошнотворные пятна. После чего, завертел головой по сторонам, озадаченно ухмыльнувшись:

– Слушай, ты русских изучил, их колдуны электричества совсем не признают, что ли?

Действительно, в доме не было проводки. Выключателей, розеток тоже не имелось. Не висело и лампочки под потолком.

– Чем она вообще хибару освещает? – воскликнул фон Зефельд, окидывая взглядом пол.

Ибо – ни керосиновых ламп, ни раскиданных свечей тоже нигде не наблюдалось. Словно, старуха жила при лучине.

Впрочем, обстановка не давала так же и намёка, что это колдовское жилище. С виду – самая обычная крестьянская изба. А меж тем, полицаи, побывавшие тут летом, представили Фарбаутру совсем иную картину, когда он, в августе приехав, собирал информацию о местных магах.

Тогда, логово ведьмы внушало трепет. Обилием склянок и бутылей разнообразных форм – изогнутых, плоских, змеистых – в шкафах, на полках и тумбах. Внутри покоились зелья всех раскрасок, какие только возможны. Для описания цвета иных, полицаи даже не смогли найти слов. Жидкость в некоторых сосудах излучала свечение, которое начинало мерцать, едва, кто приближался.