Инна Порядина - Маркус и золотая чаша

«Здрасьте, дяденька, — представил я себе встречу с матросом, — я хочу есть! Мне вот очень окорок тот нравится. Отрежете кусочек? И хлеба чтобы побольше, горбушку… И чаю сладкого с лимоном, как мама делает».

В животе ещё сильнее заурчало, и я прибавил шаг. Где-то вдалеке загремели, я услышал крики и свернул направо. Прижался к стене, закрывая руками рот, чтобы слишком громко не дышать, успокоился и выглянул за угол: тишина.

Как бы сейчас повел себя Фил? Убежал бы к кордам? Там, где они сейчас сидят, никого давно не было: там пыль и грязь, а где живут люди, всегда (ну почти, наша с Иркой комната не считается) чистота и уют. Но брат точно не убежал бы.

Спрятаться с верёвочными человечками, когда где-то пахнет окороком и хлебом? Нет, Фил бы точно не вернулся. Пошёл бы, нашёл кухню и запасся впрок всем, что может понадобиться. Кто знает, как долго мне предстоит плыть на этой барже? Куда и когда причалит «Смелый»? А вдруг я умру с голода?

Я собрал всю свою маленькую храбрость в оба кулака и вышел из-за угла.

— Три тысячи акул мне в глотку! — раздалось совсем рядом. — У вас головы на своих местах?

Я увидел спину Фёдора Ивановича и огромные кулачища по бокам. Боцман был зол, шагал по полу баржи очень быстро и громко, так, что каждый шаг гулко отдавался у меня в ушах.

Сзади появился человек небольшого роста в спецовке и с гаечным ключом, потом ещё один матрос и ещё. Узкий проход наполнился людьми, все кричали, перебивали друг друга и старались заглушить Фёдора Ивановича, словно, он в чём-то был не прав.

Я развернулся и на цыпочках побежал в другую сторону. Да ну её, эту кухню, не больно-то и нужна.

Я петлял по длинным коридорам баржи, натыкался на непонятные двери и никак не мог найти ту, которая скрывала за собой кордов. Все были одинаковыми, все-все как одна!

«Неужели заблудился? — то и дело посещала меня мысль. — И что будет теперь?»

От ужаса, что я так и останусь на «Смелом» и, может быть, даже умру, желудок сжался до размеров горошины и перестал урчать. И только в голове пульсировало: «Маркус, Нот, Маркус, Нот, Маркус, Нот. Найди, найди, найди!»

— Да где ж я вас найду?! — зарычал я в гулкую пустоту и со злостью толкнул металлическую дверь с пыльным иллюминатором.

Передо мной стояли корзины. Много-много разных корзин. В них лежало что-то съестное и очень привлекательное, от которого исходил мясной аромат. Так и есть, окорок! Или даже десяток! Я замер и зажмурился от удовольствия. Хлеб, крупа, сушки, конфеты, лук с морковками, картошка в ярких глазках, — всё радовало глаз. Вот бы Ирку сюда, мы б живо расправились! Я бы на себя принял первый удар, а потом уж она, куда ей, девочке, непонятные продукты пробовать? Слабый пол всегда жалеть надо: первым должен есть мужина!

Я улыбнулся, закатал рукава свитера и схватил первое, на что упал взгляд: кусок хлеба. Большую белую булку с жёсткой корочкой. Я и не знал, что такой голодный! Руки сами стали засовывать в рот всё, что не надо было мыть или очищать от шкурки. Как бы сейчас бранилась мама! Но я был один. Маленький одинокий и очень проголодавшийся мальчик. И ругать меня было некому, поэтому я мог делать всё, что захочу.

Пить из горлышка? Пожалуйста! Вытирать руки о штаны? Да запросто! Я так развеселился, так наелся и нагулялся по кухне, что не заметил, как пролетело время. Глаза стали слипаться, я улёгся на пустой мешок из-под картошки (там было написано «картофель») и положил руки под щёку, как учила бабушка.

Сон не шёл, и я смотрел на потолок баржи. Ещё совсем недавно я вот так же лежал на своей кровати и наблюдал за тенями в детской. А теперь я здесь: разглядываю обшивку «Смелого».

— Та-а-а-к, — раздалось у меня над головой, — это что это, значит, такое?

И тут я увидел перекошенное от злости лицо Фёдора Ивановича. Точно! Он настоящий пират! Я тогда не ошибся.

— Это, значит, что такое, я спрашиваю?! — и боцман топнул ногой.

Корзинки подскочили в воздух, глазки у картофелин закатились от ужаса, и я решил, что пора делать ноги.

— Э-э-э, — схватил меня за шкирку пират. — Куда собрался?

Все мысли в голове перепутались, я не нашёлся, что бы такого правдоподобного придумать, поэтому просто начал мычать. Пусть он сам решит, куда я тут могу убежать, если вообще не в курсе, где нахожусь.

— Вот одного не понимаю, — Фёдор Иванович держал меня за ворот и заглядывал в глаза, — я как-то плохо объяснил, что тебе сюда нельзя?

— М-ы-ы-ы, — ответил я. Мне, прямо скажем, было не очень удобно говорить, потому что воротник врезался в горло и весь свитер собрался неудобными складками под мышками.

— Я, значит, к ним по-хорошему, а они, значит, опять… — глаза боцмана сверкали от злости, а он сам, казалось, был готов взорваться и разлететься по корабельной кухне мелкими кусочками.

«Забрызгает ещё тут всё», — неожиданно подумал я и вжал голову в плечи.

Пират шумно выпустил воздух из ноздрей и поставил меня на ноги.

— Только дёрнись! — крикнул он и присел на перевёрнутую кастрюлю. Кастрюля скрипнула, и мне показалось, что слегка сплющилась.

Фёдор Иванович почесал бороду (интересно, под ней щекотно?), потом натянул шапочку на глаза, опять шумно выдохнул, сдвинул шапочку на затылок и посмотрел в потолок. — Ещё секунда, — подумал я, — и эта шапочка свалится на пол, пират наклонится, чтобы её поднять, и точно раздавит кастрюлю.

Я, как представил себе это, так сразу и рассмеялся в голос. «Папа, — неожиданно вспомнил я об отце, — какие книжки? Бери и сочиняй сам. Другие можно и не читать. Хотя я бы сам не смог так здорово описать то, что вижу своими глазами. Я б лучше изобразил это в картинках, в комиксах».

— И ему ещё, значит, смеш-но, — закатил глаза боцман. — А мне что прикажешь с тобой делать? Ты хоть понимаешь, где ты?

— Примерно, — ответил я. — На корабле «Смелый» — это совершенно точно, а вот в каком его месте? Нет, не понимаю совсем.

Пират встал и зашагал кругами по кухне, заложив руки за спину.

— Можно дёрнуться? — спросил я, шевельнув онемевшей ногой. — Капельку?

— Что? — боцман замер на месте.

— Вы мне сами сказали «только дёрнись», вот я и стою. Можно?

— Господи! — зашумел пират в потолок, подняв сразу обе руки. — Ну, вот за что? За что мне это?

— Бабушка говорит, за всё хорошее, — громко и чётко, как учили в школе, ответил я Фёдору Ивановичу и понял, что опять сделал что-то не то.

— Три тысячи акул мне в глотку! — взвился в воздух пират. — Вас-я-я-я!

И, конечно, Вася, который влетел в помещение, оказался не котом, а вполне себе обычным человеком невысокого роста с гаечным ключом в руке.

— Ва-с-с-с-я, — зашипел боцман, — забери этого пацана, или я за себя не ручаюсь…

— Ничего себе, — почесал Вася затылок, — у нас гости!