Инна Порядина - Маркус и золотая чаша

Я завернул за угол и вытянул шею: ничего не видно! Скала какая-то широченная и длиннющая оказалась; сделал ещё пару шагов. Снова вытянул шею: всё ещё ничего не видно. Прислушался: никаких новых шумов. Скорее всего, Вася так там и сидит, вытаращился в небо и облака рассматривает. Раз, два, три, четыре, десять… Ерунда какая-то: всё серое, словно вдоль стены иду, и конца и края ей нет. «Да ну её, — подумал я, — ничего интересного, надо возвращаться обратно, пока совсем далеко не ушёл».

А оказалось, что ещё как далеко! Какие десять шагов? Прошло минут пять, а я иду и иду, и конца и края не видно этой глыбе. Никогда не думал, что так оно может быть.

— В-а-а-а-с-я-я-я! — закричал я в панике. — Т-ы-ы-ы гд-е-е-е?! — а в ответ только море шумит.

Я — бежать! Вижу — спина синяя: это матрос с места сорвался и припустил от меня в другую сторону. Я ему руками машу, как мельница, кричу, чтобы остановился, но ветер уносит звуки, и Вася удаляется от меня всё дальше.

Вспомнил, как в школе бегали стометровку, а я прогуливал, вернее, отсиживался на лавочке, притворяясь, что у меня болит живот. Одноклассники старались всё лучше и лучше, быстрее и быстрее. Я тогда пальцем у виска крутил «зачем оно, что за глупости, кому это надо», а сейчас, если бы умел, уложился бы в самый-самый рекордный срок и догнал Васю. Я остановился вот только на секундочку, перевёл дух, прижал к боку коробку (как же всё-таки неудобно бегать, размахивая одной рукой) и припустил к барже. Что же там такое случилось, что матрос в одну секунду сорвался с места?

Над головой громыхнуло, и я подскочил от неожиданности. Огромная тяжёлая капля упала на макушку, следом за ней — ещё одна и ещё. Дождь, появившись из ниоткуда, забарабанил по скалам, молния разрезала воздух, пару минут назад спокойное море хлопнуло о берег, и я действительно испугался.

— В-а-а-а-с-я! — крикнул я в последний раз сквозь пелену дождя и расплакался. Я стоял на берегу необитаемого острова, прятал под свитер коробку из-под чьих-то кед сорок седьмого размера и смотрел, как в море, снявшись со всех своих якорей, уходит «Смелый». Я не знал, что произошло и почему Фёдор Иванович забыл меня, маленького мальчика, вот здесь среди камней и скал под огромной грозовой тучей.

Дождь усиливался, мне стало очень холодно, и я побежал. Укрытие — вот, что мне сейчас было нужно: переждать, высохнуть и собраться с мыслями. Такого поворота я никак не предусмотрел, да и как я мог? Кто знал, что баржа уйдёт в море, а я останусь тут с кордами?

Я нырнул в какую-то дыру и осмотрелся. Хотя что особенного мог увидеть? Такие пещеры показывали по телевизору, а в жизни мне не доводилось в них бывать. «Ну вот, Лёша, ты и очутился в одной из них», — подумал я и уселся на ровное место. Жёстко очень, но хотя бы не льёт, как снаружи; можно передохнуть и наконец-то достать Маркуса с Нотом.

Я поставил коробку на землю и снял крышку. Корды зашевелились, поднялись на ноги и потянулись. Нот взял саблю, поправил плащ и потряс в воздухе кулаком, словно грозил мне расправой. Маркус отряхнулся и подмигнул.

— Мы наконец-то дома? — спросил он и осмотрелся. — Можно кричать ура?

— Если этот кошмар и есть ваш дом, — ухмыльнулся я, — то да. Как вы здесь живёте-то?

— Неплохо живём, — встрял Нот. — Это не наша пещера и даже не наша сторона. Ты куда нас притащил?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Но здесь хотя бы сухо.

— Уже уходишь, Лёша? — Нот первым выбрался из коробки и встал напротив меня.

Я покачал головой: «Нет, не ухожу. „Смелый“ уплыл».

— Так и знал, что этот твой пират подлый! — крикнул Нот. — Куда мы теперь с тобой?

— Но ты же сам был не против, чтобы я был с вами, — удивился я, — ты же тогда сам сказал, что за!

— Э-э-э, — подошёл ко мне Нот и встал у ботинка. — Ты нас довёз, хотя нет, ты с нами доехал — это одно, но вот жить здесь с кордами? На это мы с тобой не подписывались! Не было у нас такого уговора!

Из коробки вылез Маркус, посмотрел на меня снизу вверх и почесал затылок:

— Нот, его нельзя здесь оставлять, мы пойдём к Брэйну.

— Ты в себе? — Нот от меня отвернулся, и я понял, что лучше не вмешиваться.

— Мы идём к Брэйну, — ещё раз сказал Маркус. — Я не могу его тут бросить, — он кивнул на меня. — И это всё.

Было очень холодно, просто кошмарно, если честно, я начал стучать зубами и кутаться в мокрый свитер.

Какой сегодня день и сколько сейчас времени? Если я уйду с кордами, а Фёдор Иванович вернётся и не найдёт меня? А ведь он не может не вернуться! Там же Вася, и он сразу скажет, что меня с ним не было. Наверное, они решили сменить место стоянки! Дождь закончится, все поймут, что забыли меня на острове, и приплывут обратно.

Мне сейчас страшно холодно, мыслей так много, но ни одна не хочет задерживаться в голове. Они все скачут, скачут друг на друге, потому что я очень сильно переживаю и есть хочу. Что делать? Что делать? Что делать, Лёша?!

— У вас есть спички? — спросил я Маркуса. — Мне бы согреться…

— Он в своём уме? — вытаращил глаза Нот.

— Ну а как вы согреваетесь?

— Маркус, — подскочил на месте Нот, — он совсем тю-тю?

Я растерялся. А что такого я спросил? Мне же надо как-то высохнуть, и я бы мог развести костер. Сто раз видел: это по телевизору показывали.

— У кордов нет огня, — улыбнулся Маркус. — Мы же верёвочные, нам нельзя.

— Точно! — хлопнул я себя по лбу. — А как же вы дома освещаете: свечки там всякие или электричество? У вас же есть дома? Или у вас квартиры?

Нот схватился за голову, как недавно Фёдор Иванович, сказал «а-а-а» и сел на землю. Маркус рассмеялся: «У нас нет электричества, у нас есть Светики».

Теперь и я схватился за голову.

— Светлячки, — продолжил Маркус. — Один у вас остался, в сундуке.

— Ирка, наверное, его уже нашла, — вспомнил я маленькую светящуюся лампочку, которую впервые увидел во время болезни. Теперь у неё два друга: божья коровка и светлячок. Значит, без меня ей будет не очень скучно.

Я улыбнулся: вспомнил маму с её весёлыми платьями, папины очки и бороду, бабушку с тортиком, вкусный яблочный пирог и наши общие посиделки, когда мы роняли сосиски и падали под стол, то есть отлично проводили время. И я от всего убежал. Не понимаю, что меня толкнуло на такой глупый и необдуманный, как сказала бы бабушка, поступок, и сколько раз я ещё об этом пожалею?

Нот ткнул меня саблей в ногу, и я подскочил.

— Эй! — крикнул я ему. — За что опять?

— Она не отравлена, не бойся. Вставай давай, идём, — и он махнул головой в сторону выхода из пещеры. — Нам пора.

Я выглянул наружу. Дождь почти закончился, небо всё ещё было серым, как и моё настроение, а море совсем неприветливым. Какое оно сейчас: тёмно-синее или чёрное, мне было не интересно. Я бросил взгляд на волны, скалы и мокрые камни, глубоко вздохнул и снова взял коробку с кордами. Маркус и Нот, как два маячка, чёрный и красный, светились на белоснежном фоне картона и указывали путь. Хорошо, что хоть в одну сторону: сейчас они были заодно.