Инна Порядина - Маркус и золотая чаша

— Ну чего, — спросил Нот, — нравишься себе? Как девчонка крутишься! Сколько можно?

— А ты себя вспомни, — покачал головой и рассмеялся Маркус, — тоже, наверное, проверял, всё ли на месте осталось?

— Тюфяк, — отвернулся от него Нот. — Иди давай, поторапливайся, вон смотри, Освальд уже собрался.

— Беги за ним, — Маркус подтолкнул меня, — мы следом пойдём.

Освальд придирчиво меня осмотрел, покачал головой и махнул рукой: «Вперёд».

Я шагнул к скале и услышал смех.

— Ты гляди, Маркус, — веселился Нот, — у этого Лёши на спине снежинка!

Маркус хихикнул в кулак и от меня отвернулся.

— На вот, — Нот протянул мне свой плащ, — оденься, а то странно смотришься.

Я схватил чёрную тряпицу и завернулся в неё так, что снаружи торчала лишь голова. Ни тепла, ни холода я не чувствовал, как они и говорили, но стеснительность у меня осталась: куда годится без одежды ходить? Да и снежинку прикрыть тоже надо было: не люблю, когда надо мной смеются.

— Дети, — поторопил нас Освальд, — за мной!

И мы нырнули в пещеру.

Сначала было очень темно, потому что Светики остались снаружи, а потом, когда Освальд сказал «пригнись» и я протиснулся за ним в совсем уж крошечную щель, стало так ярко, что я опять зажмурился и сразу же замер.

Корды, которые шли сзади и не ожидали подвоха, налетели мне на спину: Нот толкнул меня, на него сверху упал Маркус, а я под всей этой тяжестью навалился на Освальда и под крики и визг полетел вперёд, размахивая своими новыми верёвочными руками и ногами. Большим разноцветным шаром мы вылетели на середину огромной площади и, стукнувшись о что-то жёсткое, разлетелись по сторонам.

— Блеск! — крикнул Нот. Он лежал на спине и смотрел куда-то вверх.

— Вот даёт, — чесал затылок Маркус.

— Распоясались, — кряхтел Освальд. — Управы на вас нет!

И только я молча таращился по сторонам: какое всё было необыкновенное! Белое, нет, золотисто-белое, синее и красное. Я закрыл глаза и открыл их снова: не почудилось.

Меня окружало множество кордов: много-много маленьких верёвочных человечков, и они все были одинаковые: настоящего верёвочного цвета и небольшого роста. Маркус, и Нот, а теперь ещё и я были крупнее и гораздо крепче на вид.

Каждый из кордов был чем-то занят, и даже наше внезапное и такое шумное появление не отвлекло их от работы. Один корд вытаскивал из мешка небольшие гладкие камушки и выкладывал рисунок в виде солнца на клумбе, пара других подметала дорожки, ещё несколько обмахивали вениками лавочки и громко смеялись. Казалось, кордов здесь миллион или даже два! Я, честно признаться, даже растерялся. Маркус не рассказывал, что их так много. Неужели все эти верёвочные человечки тоже когда-то были людьми?

— Маркус, — дёрнул я его за руку, — вас тут миллиард? Ты мне не говорил…

— Да как-то не пришлось, — улыбнулся он.

— А почему они такие бежевые и маленькие, а вы с Нотом и Освальд с Брэйном совсем другие?

— Так уж вышло, — хмыкнул Маркус. — Цветные корды, ну, как мы, — бывшие люди, а такие бежевые, как ты сказал, — это те, которые родились уже здесь. Их Дора делает: сначала плетёт, а потом оживляет. У неё дар такой.

Так вот они как живут, корды эти: в пещере под землёй, и их тут так много. Это совсем другой мир: такой разноцветный и праздничный, такой, что хочется улыбаться во весь верёвочный рот и кружиться, растопырив руки!

«М-а-а-а-м-а-а-а…» — прошептал я и ещё раз вытаращился.

Напротив нас стояла крошечная девочка-корд. Такая тоненькая и симпатичная, что я мог даже покраснеть, если бы уже не был пестрым. Она хмурилась и тоже меня разглядывала. Я зачем-то повернулся к ней спиной и услышал, как она хмыкнула.

— О-о-о, — сказал Нот, — ты теперь зелёная. Что на этот раз? Тошнит?

— Маркус! — девочка топнула. — Он опять! Почему он всё время задирается?

— Это кто? — тихо-тихо спросил я и наугад ткнул пальцем за спину. — Зелёная эта.

— Лэйзи, — Маркус расплылся в улыбке и сразу же сделался серьёзным. — Девчонка одна.

— Она хамелеон? — удивился я.

— Нет, это игра у них такая, девчонки же, — опять улыбнулся Маркус. — Каждый день — новый цвет.

Я обернулся и посмотрел на Лэйзи, но она на меня так строго взглянула, что я опять повернулся к Маркусу.

— Так и будешь спиной ко мне стоять? — спросила девчонка-корд. — Хоть бы поздоровался.

Я не стал оборачиваться и крикнул «здорово!» опять за спину. Но так громко крикнул, чтобы уже наверняка: она не могла меня не услышать.

— Фи, — ответила Лейзи, и я готов был поклясться, что знал её выражение лица, — грубо как.

— Она хорошая, — хлопнул меня по плечу Маркус, — сам потом убедишься.

Он развернул меня к Лэйзи лицом и подтолкнул.

— Лёша, — кажется, в десятый раз за всё это время представился я. — Человек.

Не знаю, зачем я это сказал, меня же никто не спрашивал, но в присутствии девчонок я становлюсь странным: болтаю глупости, краснею или совсем молчу. Вот сестра — дело другое, я с ней обо всём могу, а с другими так пока не выходит.

— Лэйзи, — наконец-то улыбнулась девочка и протянула мне крошечную руку, — корд!

— Лэйзи! — крикнули сверху, и зелёная девочка подскочила. — Где же ты?

— Ой! — мгновенно заторопилась она. — Это Дора, а я и забыла. Она меня за Светиком отправила. Видели хоть одного?

— Наверху, — обрадовался я тому, что знаю, где они могут быть, — там их миллион!

— Не полезу сейчас, — покачала головой Лэйзи. — Маркус, дашь своего?

Красный корд мельком взглянул на меня и немного замешкался. Светик-то его в Петербурге остался, вот в чём было дело!

— У меня его нет, — ответил он. — Я его забыл.

— Где? — нахмурилась Лэйзи. — Он не погибнет?

— Не знаю, — пожал плечами Маркус и опять озадаченно на меня посмотрел.

Я тоже этого не знал, поэтому в свой черёд пожал плечами. Мама, конечно, нарочно могла бы его раздавить, как тогда таракана, но Ирка бы ей не позволила. «Это мой друг, — обязательно бы сказала она, — и я его не предам!» Барбарису светлячок не нужен совсем, если только жук сам не выберется из сундука и не начнёт размахивать крылышками у кота перед носом. А вот сундук… С этим всё сложно. Если сундук вынесут, то и Светика могут — вместе с ним. Хотя (и тут я вспомнил о сестре ещё раз) Ирка бы не разрешила. Она залезет внутрь, обязательно вытащит и перепрячет светлячка, как и сушёную божью коровку.

— Не погибнет, — ответил я Лэйзи уверенно. — О нём есть кому позаботиться.

Папа бы в этот момент точно рассмеялся: я говорил не своим голосом, и мне так хотелось быть серьёзным, что я даже выпрямился и раздул ноздри.

— А, ну и здорово тогда! — улыбнулась Лэйзи. — Я пошла. По дороге придумаю что-нибудь.

Зелёная девочка помахала нам рукой и послала Маркусу воздушный поцелуй.