Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

Пролив Пентланд [54] Пролив между северной оконечностью Шотландии и Оркнейскими островами. Далее упоминаются опасные для судоходства места на побережье Шотландии. печально знаменит проходящими через него сильнейшими течениями, а есть места, где морская стихия еще яростнее; нужно проплыть мимо Весельчаков Мея, между Свалчаем и Колодцами Суоны, а потом обогнуть мыс Данкансби с его сильными приливами. Поэтому перед опасным переходом Тауно и Эйян отыскали более или менее укрытое от ветра место на острове Кайтнесс, вынесли на берег потрепанные морем каяки и решили передохнуть.

Изломанные скалы вздымались по обе стороны заливчика, более напоминающего расщелину. В конце его отыскалась узкая полоска пляжа, переходящая в кочковатую, но мягкую из-за густой травы дернину. Далее склон вел наверх. Едва заметная тропка петляла между валунами и редкими кустиками, но все же было ясно, что на этот берег высаживаются редко, и, уж конечно, не зимой.

В заливчике оказалось гораздо теплее, чем могло показаться из-за его неприветливого вида, и после невзгод, перенесенных в открытом море, он показался путешественникам едва ли не раем. Солнце сюда не проникало, и легкие волны, накатывающиеся на пляж, казались в густой тени сделанными из потемневшего от времени старинного серебра, но все же солнечные лучи, отражаясь от морских вод, доносили толику своего тепла и до скалистых утесов, отражавших его вниз, к пляжу. Ветер напоминал о себе лишь посвистыванием высоко среди скал. Тауно и Эйян отнесли каяки подальше от воды, выше линии прилива, потом разложили на траве шкуры недавно добытых тюленей. Набрав хвороста, они вытащили трут, кремень и кресало, разожгли костер и щедро подбросили в него собранные на берегу дрова. Кроме тюленьего мяса, они зажарили гагарку, а рыбу решили съесть сырой.

— Эх, — сказал Тауно. — Как вкусно пахнет!

— Да, здорово, — согласилась Эйян, глядя на прутик с насаженным на него мясом, который держала над огнем. Брат сидел рядом, лицом к заливу, сцепив руки под согнутыми коленями и положив на них подбородок.

— Радуйся такой погоде, пока она не кончилась, — сказал он после долгого молчания. — Долго она не продержится.

— Ты прав.

— Нам не стоит тянуть с починкой каяков.

— Верно, не стоит.

— В конце концов, мы преодолели уже... сколько?., две трети пути?

— Может, даже чуть больше.

Некоторое время ни у кого из них не находилось новых слов. Поднявшаяся после вечернего прилива вода медленно спадала.

Эйян потыкала тушку птицы костяной палочкой. Когда она наклонилась вперед, ее распущенные и переброшенные на грудь волосы отклонились в сторону, обнажив белую кожу и розовые соски.

— Птица скоро будет готова, — сообщила она. — Можешь начинать чистить рыбу.

— Хорошо.

Бросив украдкой взгляд на сестру, Тауно принялся за рыбу. При каждом движении у него под кожей перекатывались мускулы.

— Знаешь, а торопиться с ремонтом тоже нет особых причин, — заметила она несколько минут спустя. — Небольшая передышка пошла бы нам только на пользу.

— Да, мы уже говорили об этом. Но времени на отдых у нас с избытком хватит на Борнхольме — пока Нильс получит от нас вес-точку и доберется до острова.

— Мы и об этом говорили.

— Помни, что с людьми стану разговаривать я. Инуитская одежда в Европе и на мужчине смотрится нелепо, а уж на женщине...

— Да, да, да! — огрызнулась она. Ее щеки залила краска, потом покраснели шея и грудь.

— Извини, — глухо произнес Тауно. Его золотистые глаза встретились с серыми глазами сестры.

— Не за что, — торопливо ответила она. — У меня терпение кончается. В животе от голода бурчит.

— У меня тоже, — ухмыльнулся Тауно. — То, что ты слышишь, вовсе не шум прибоя.

Шутка немного разрядила напряженность, но за все время, пока дожаривалось мясо, они перекинулись лишь парой слов. За едой они тоже почти не разговаривали, обменявшись только фразами о том, как вкусна еда и как приятно сидеть у огня.

Покончив с ужином, Тауно подбросил в костер дров и поворошил угли. Поздний вечер переходил в ночь, полоска неба стала тускло-голубой, но их глазам света еще хватало. Они сидели у огня напротив друг друга, наслаждаясь зрелищем красновато-желтых язычков пламени, голубоватым мерцанием угольков, уютным потрескиванием и дымком костра.

— Наверное, уже пора ложиться, — заметил Тауно, — но мне пока не хочется спать. Иди, если хочешь.

— Мне еще тоже не спится, — ответила Эйян.

Брат и сестра уставились на огонь.

— Хотелось бы мне знать, как живется Ирии, — еле слышно произнесла Эйян.

— Скоро узнаем.

— А если у Нильса и Ингеборг ничего не выйдет?

— Тогда договоримся с кем-нибудь еще.

— Я так надеюсь, что они не пострадали, — прошептала Эйян. — Я бы сейчас даже в Бога поверила, если бы знала, что мои молитвы им помогут.

— Не волнуйся, они люди упорные, — сказал Тауно. — Мне так не терпится поскорее встретиться с ними вновь.

— Мне тоже. А Нильс... он мне нравится больше всех прочих людей, которых я знаю.

— А она... Уф-ф-ф! — Тауно фыркнул, прищурился и зажал нос. — Весь дым прямо на меня!

Эйян подняла голову, взглянула на брата. Свет ущербного месяца серебрил его зеленоватые локоны и заливал мягким светом широкие плечи — там, где на них не падал свет костра.

— Иди сюда, — позвала она.

Тауно напрягся, потом пересел. Они сидели, почти касаясь друг друга, протянув ладони к теплу и глядя прямо перед собой. Над вершинами скал медленно ползло тягучее время.

— А что мы станем делать, дожидаясь новостей на Борнхольме? — спросила наконец Эйян.

Тауно пожал плечами. От этого движения их руки соприкоснулись. Тауно сглотнул, прежде чем ответить.

— Станем охотиться, ловить рыбу... и отдыхать, конечно. Мы давно заслужили отдых.

Сестра кивнула, и ее бронзовые волосы коснулись Тауно.

— Да, мы многое успели сделать, верно?.. Ты и я.

— Но впереди еще больше.

— Вместе мы справимся со всем.

Никто из них так и не понял, как оказались рядом их лица, как соприкоснулось дыхание, как каждый ощутил чистый запах другого, как их губы разделил всего дюйм пустоты. Они так и не узнали, кто первым подался вперед.

— Да-да! — страстно, едва не всхлипнув, прошептала она, когда поцелуй ненадолго прервался. — Да, сейчас!

Тауно отстранился:

— Наша мать...

Эйян порывисто прильнула к нему, и брат почувствовал, как за нежной упругостью груди ее сердце колотится еще быстрее, чем его собственное. Эйян попробовала рассмеяться:

— Мы слишком долго мучились из-за этого. Но мы же морские люди, милый Тауно. — Она порывисто поднялась, великолепная в отблесках костра. — Там, на траве, нас ждет мягкая постель... и я только сейчас поняла, насколько истосковалась...