Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 22

— Они еще не закончены. Здесь мы решили немного отдохнуть. — Он вновь привлек ее к себе. — Мне очень не хватало тебя.

Ингеборг сжала его руки так сильно, что кончики пальцев под ногтями побелели. Охваченные своими чувствами, она и Тауно все же краем глаза наблюдали, как происходит встреча Нильса и Эйян. Девушка поцеловала его довольно нежно, но потом спросила:

— Как поживает Ирия?

— Маргрете, — нахмурившись, поправил ее Нильс. — Отныне и навсегда она только Маргрете. — Он смолк, отыскивая подходящие слова. — Нам удалось доставить ей ее долю сокровищ. Это оказалось нелегко — едва дворяне почуяли золото, тень палача падала на нас до тех пор, пока мы не нашли покровителя. Но все закончилось хорошо, и сейчас Маргрете живет в доме, где позаботятся о ее благополучии. Но... Ее нельзя назвать неблагодарной... и все же она гораздо набожнее многих прочих людей. Понимаете? Она счастлива, но вам не стоит самим искать с ней встречи.

Эйян вздохнула:

— Ничего другого мы и не ожидали. Наша боль уже стихла. Мы сделали для Ирии все, что смогли, и отныне пусть она и в самом деле остается Маргрете.

Она долго всматривалась в Нильса, волосы которого трепал ледяной ветер, и лишь потом спросила:

— Как теперь сложилась твоя жизнь? Чем собираешься заняться?

— У меня все хорошо. И если ваши поиски еще не завершились — если я могу вам помочь в этом или в чем угодно другом, — то лишь дай мне знать... Пусть даже потом мы расстанемся навсегда.

Улыбнувшись, она снова поцеловала его.

— Давай сейчас не говорить о грустном, — сказала она. — Пока мы дожидались вас, нам почти нечем было заняться...

Ингеборг увидела, как изменилось лицо Тауно, и сразу поцеловала его. Тот крепко прижал ее к себе и внезапно рассмеялся.

— ...И мы построили хижину вот за тем холмом, специально для вас, — закончила Эйян. — Очаг быстро согреет ее. И что бы ни случилось со всеми нами потом, приятные воспоминания никогда еще не считались тяжким грузом.

Когда они направились к хижине, брат и сестра шли сзади, заслоняя своими телами людей от несущегося с моря холодного ветра.

Нильс быстро осваивался в новой для него жизни, хотя ему еще многое предстояло узнать. Теперь он был партнером пожилого торговца, чей опыт дополнял деньги, вложенные Нильсом в торговую компанию. И когда несколько лет спустя купец совсем состарится и пожелает удалиться на покой, Нильс возьмет все дела в свои руки.

К тому времени его компания станет одной из многих, не состоящих в Ганзейской Лиге, и уже в достаточной мере встанет на ноги, чтобы конкурировать с ее купцами. За это время он сумеет завязать деловые знакомства с разными людьми, а со многими прочими познакомится благодаря дружбе с епископом Роскильдским. С его помощью Нильс уже сумел подыскать занятия для своих братьев и сестер, причем места были выбраны так, что каждый из них мог добиться благополучия и богатства, а также покровительства могущественных персон. Мать же свою он избавил от тяжких трудов, и она вскоре всецело отдалась радующим ее крестьянскую душу хлопотам по саду возле собственного домика.

То, чего Нильс пока не знал, он мог при желании узнать, а что не мог сделать сам, за него могли выполнить другие.

Разумеется, все эти перемены не могли завершиться за день-другой, особенно когда приходилось держать в тайне происхождение его богатства. По плану Нильса, Тауно и Эйян предстояло нанять корабль и отплыть на нем в Далматию, имея при себе письма от духовных и владетельных особ, которые облегчили бы им задачу после прибытия. Но прежде всего требовалось снабдить брата и сестру надежными бумагами, без которых о плавании на корабле и речи быть не могло. Задача эта принуждала Нильса действовать с величайшей осторожностью, малейшее подозрение могло оказаться роковым. Осторожность, в свою очередь, растягивала все дело на долгие недели и обрекала на безвылазное присутствие в Копенгагене как его, так и Тауно с Эйян — с ними он при нужде советовался, а заодно учил их вести себя так, чтобы не отличаться от обычных людей.

К тому же ни он, ни Ингеборг не вынесли бы новой разлуки теперь, когда все четверо вновь соединились в Дании.

— Ах! — выдохнула женщина. — Как это было чудесно! Ты всегда великолепен.

Разгоряченная и растрепанная, она тесно прильнула к сыну Вани-мена. Обняв ее, Тауно ласкал ее податливое тело. Мягко светил вздрагивающий огонек ночника, отбрасывая на кровать огромные тени.

— Люби меня снова, как только сможешь, — прошептала она.

— Но не причиню ли я тебе страдания? — спросил Тауно, чьи чресла унаследовали силу его отца. Ингеборг усмехнулась в ответ, но смех ее прозвучал скорее грустно, чем радостно.

— Не эти страдания наполняют мою душу болью, — сказала она и неожиданно всхлипнула. Тауно ощутил, как дрогнуло ее тело.

— Что с тобой? — воскликнул он.

Ингеборг уткнулась лицом ему в шею. Ее пальцы впились в его кожу.

— Мне больно от того, что ты покинешь меня, — с трудом произнесла она. — Эта боль не отпускает меня, иногда мне кажется, будто в меня вонзили нож и поворачивают его в ране. Любимый, отдай мне всего себя, пока можешь. Помоги мне сегодня ночью забыть, что вскоре тебя не будет рядом. Потом... потом у меня будет слишком много времени на воспоминания.

— А мне казалось, что вы с Нильсом счастливы, — нахмурился Тауно.

Ингеборг подняла голову. Огонек свечи, отразившись в слезах, затрепетал.

— Да, нам хорошо вдвоем. Он добрый, мягкий, щедрый... Да, он талантлив в любви, но... он никогда не сравняется с тобой, никогда! И он никогда не станет тобой — прекрасным и ярким. Разница между вами такова... представь, будто ты лежишь летом на лугу и смотришь на плывущие в небе облака, — или же летишь на крыльях ветра, подгоняющего их, а солнце заставляет их сверкать. Не понимаю, как твоя мать смогла расстаться с твоим отцом.

Тауно закусил губу:

— Сперва она была счастлива, поселившись рядом с ним под водой, но шли годы, и она все больше сознавала, что отличается от всех нас. Такие союзы неизбежно заканчивались печально — для одного или для обоих. И я начинаю опасаться, что уже навредил тебе.

— Нет! — Ингеборг порывисто села и с тревогой посмотрела на лицо любимого. — Нет, милый мой! Посмотри вокруг. Видишь, я живу в прекрасном доме, хорошо ем, хорошо одеваюсь, я уже не товар для гнусной торговли. А без тебя, Тауно, я могла бы лишь мечтать о такой жизни.

— Здесь не только моя заслуга, — возразил он, задумчиво глядя в потолок. — Помнишь, ты говорила, что безнадежность терзает тебя? Боюсь, эта боль опасна для твоей души... Да, лучше станет, если мы поскорее отправимся в путь, хотя мне тоже очень будет не хватать тебя.