Роджер Желязны - Девять принцев Амбера. Том 1

— А вы искали бы эти ответы, если бы, даже найдя их, не могли претендовать на трон.

— Искал бы.

— Тогда я начинаю кое-что понимать.

— А что тут понимать?

— Лорд Корвин, я не очень-то большой философ, но я догадываюсь, что вы способны найти на Отражениях все, что пожелаете. Это длительное время беспокоило меня, и я никогда полностью не понимала объяснений Рэндома. Разве не мог бы каждый из вас, если бы захотел, уйти на Отражения и найти себе другой Амбер, который от этого отличался бы только тем, что вы можете быть там правителем и наслаждаться своим положением.

— Да, мы можем отыскать такие места, — подтвердил я.

— Тогда почему же вы этого не сделали, чтобы положить конец борьбе?

— Потому что можно найти место, кажущееся точно таким, но оно не будет таким. Мы — часть этого Амбера в такой же степени, как он — часть нас. Любое Отражение неизбежно будет населено Отражениями нас самих, и потому не сможет казаться настоящим. Мы можем даже встретить отражение своей собственной персоны, если захотим переместиться в готовое королевство. Однако народ Отражения не будет таким, как люди, которые живут здесь. Отражение никогда не бывает точно таким же, как то, что отбрасывает его. Эти мелкие отличия накапливаются. Они еще хуже, чем крупные. Это равносильно приходу в страну незнакомцев. Самое лучшее сравнение, приходящее мне на ум, — это встреча с человеком, очень напоминающим другого, известного тебе человека, но это не он сам. Ты все время ждешь, что он будет вести себя, как твой знакомый, хуже того, ты и сам начинаешь вести себя так, словно давным-давно его знаешь. Общаясь с ним, надеваешь привычную маску, ждешь привычных отношений. Но реакция двойника совсем иная, не такая, как та, к которой ты привык. Это очень неудобное чувство. Мне никогда не доставляло удовольствие встречать людей, напоминающих мне о других. Личность — вот что мы не можем контролировать в своих манипуляциях с Отражениями. Фактически именно посредством этого мы и можем отличить друг друга от наших отражений. Вот почему так долго Флора не могла найти контакта со мной на Отражении Земля: моя новая личность была иной, чем та, которую она знала.

— Я начинаю понимать, — произнесла Виала. — Для вас это не просто Амбер. Это — место плюс все остальное.

— Место плюс все остальное — это и есть Амбер, — согласился я.

— Вы утверждаете, что ваша ненависть умерла вместе с Эриком, а стремление к трону поубавилось из-за всего, что вы узнали?

— Именно так.

— Тогда мне думается, я понимаю, что именно движет вами.

— Мною движет и стремление к стабильности, и какое-то любопытство, и желание мстить нашим врагам.

— Долг, — прошептала она. — Конечно же, долг.

Я запротестовал.

— Было бы утешительно представить это так, но я не стану лицемерить. Едва ли я верный сын Оберона, патриот Амбера.

— Ваш голос явно показывает, что вы не желаете, чтобы вас считали таким.

Я закрыл глаза, чтобы присоединиться к ней в темноте, чтобы вспомнить на короткий миг время, где первенствовали иные средства общения, чем световые волны. И тогда я понял, что она была права насчет моего голоса. Почему я так тяжело затопал ногами, едва была высказана мысль о долге? Я люблю быть уважаемым за доброту, чистоту, благородство и великодушие, когда я заслуживаю этого, иногда даже когда не заслуживаю, точно так же, как всякий другой человек. Что же тогда обеспокоило меня, когда разговор пошел о долге перед Амбером? Ничего. В чем же тогда дело? Отец? У меня не было больше перед ним никаких обязательств, меньше всего долговых. В конечном счете, именно он был в ответе за нынешнее положение дел. Он наплодил нас, не установив надлежащего порядка наследования, он был менее чем добр ко всем нашим матерям и ожидал нашей преданности и поддержки. Он выделял среди нас любимчиков и фактически настраивал нас друг против друга. А потом он ввязался по глупости во что-то, с чем не мог справиться, и оставил королевство на перепутье. Зигмунд Фрейд давным-давно обезопасил меня от самых обычных, обобщенных чувств негодования, которые могли бы действовать внутри семейной ячейки. Из-за этого не стоит злиться. Другое дело — факты. Я не любил отца просто потому, что он не дал мне никакого повода любить его. Он, действительно, казалось, трудился в ином направлении. Я понял, что именно это и беспокоило меня в представлении о долге — личность отца.

— Вы правы, — не стал я возражать. Затем открыл глаза и поглядел на нее. — Я рад, что вы сказали мне об этом. Дайте мне вашу руку, — я поднялся.

Она протянула руку, и я поднес ее к губам.

— Спасибо вам, — поблагодарил я. — Это был отличный завтрак.

Я повернулся и направился к двери. Оглянувшись, я увидел, что она покраснела и улыбается. И я начал понимать, откуда взялась та удивляющая меня перемена в Рэндоме.

— Удачи вам, — пожелала она, когда я уже выходил.

— И вам, — подхватил я. И быстро вышел.

Я собирался повидать Бранда, но не мог заставить себя сделать это, хотя бы потому, что не хотел с ним встречаться, пока мой ум притупляла усталость, и еще потому, что разговор с Виалой был первым приятным событием, случившимся за последнее время. На этот раз я собирался отдохнуть с неиспорченным настроением. Я поднялся по лестнице и прошел по коридору к своей комнате, думая о ночи длинных ножей. В спальне я задернул шторы от полуденного солнца, разделся и лег в постель. Как обычно после стресса, напряжение спало с меня не сразу, сон какое-то время не шел ко мне. Я долго метался и ворочался, вновь переживая события нескольких последних дней и даже более давние. Но вот я, наконец, уснул, сон мой был амальгамой из того же материала. Когда я проснулся, было темно, и я чувствовал себя отдохнувшим. Напряжение покинуло меня, а мысли были куда более мирными. Я почувствовал приток энергии. И я знал, каким образом и для чего ее применить. Я сел, потянулся за одеждой и принялся одеваться, потом пристегнул Грейсвандир, сложил одеяло и сунул его под мышку. В голове у меня прояснилось, а бок перестал покалывать. Я не имел ни малейшего представления, сколько я проспал, и это едва ли стоило выяснять. Мне надо было узнать нечто куда более важное, нечто такое, что должно мне было прийти в голову давным-давно, да фактически и пришло. Но последние события вытеснили его из головы.

Я запер за собой комнату и направился к лестнице. Трепетало пламя свечей, и полинявший олень, веками умиравший на гобелене справа от меня, оглядывался на полинялых собак, преследовавших его приблизительно столь же долго. Иногда мои симпатии принадлежали оленю, обычно же собакам. Надо будет как-нибудь отреставрировать гобелен. Я спустился вниз по лестнице. Снизу не было слышно никаких звуков. Значит, время было позднее. Это было хорошо. Прошел еще один день, и мы еще живы, может быть, даже поумнели, стали достаточно мудрыми, чтобы понять, что есть еще много такого, что нам нужно узнать. Надежда, вот чего, наверное, у меня не было, когда я, воя, сидел в той проклятой камере, прижимая руки к невидящим глазам. Виала… Я был бы счастлив поговорить с ней в те дни хоть несколько минут. Но я усвоил только то, чему научился в скверной школе, и даже более мягкий курс обучения, вероятно, не придал бы мне ее милосердия. И все же… трудно сказать. Я всегда больше чувствовал себя псом, чем оленем, больше охотником, чем жертвой. Ты могла бы научить меня чему-то, что притупило бы злость, смягчило бы ненависть. Но было ли бы это к лучшему? Ненависть умерла вместе с ее объектом, и злость тоже прошла, но, оглядываясь назад, я гадаю: а сумел бы я добиться своего, если бы они меня не поддерживали? Я вовсе не уверен, что пережил бы свое заключение, если бы мои уродливые спутники то и дело не возвращали меня силком к жизни и нормальности. Теперь я мог позволить себе роскошь думать при случае, как олень, но тогда это могло бы оказаться роковым. По настоящему я этого не знаю и сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю. На втором этаже стояла полная тишина. Снизу доносились тихие звуки. Спокойной ночи, миледи. Поворот, и снова вниз. Интересно, произошло ли с Рэндомом что-нибудь неприятное? Вероятно, нет. Иначе он или Бенедикт уже связались бы со мной. Если не попали в беду. Но нет, смешно беспокоиться. Реальная опасность, когда придет время, даст о себе знать, и хлопот у меня будет более чем достаточно. Вот и нижний этаж.