Андрэ Нортон - Колдовской мир. Том 1

Но, к своему удивлению, я вдруг почувствовал, что раскачивающийся надо мной мох больше не мешает мне дышать, а путы, «вторые не дают моим рукам и ногам двигаться, не останавливают бегущую по жилам кровь. Итак, я был пленником. А то, что моей жизни ничто не угрожала, служило довольно слабым утешением.

Я оставил бесполезную борьбу и, прижимаясь к стволу затылком, затих. Стало совсем темно. В этой темноте под деревьями еще ярче загорелись шестиконечные звезды. Как это я раньше не замечал, что они, оказывается, выстроились в два ряда, которые поворачивают налево и уходят вдаль, словно указывая кому-то путь. Кому? И куда?

Снова подул ветерок, и снова зашелестел, зашуршал, ’зашептал что-то мох. Кроме этого шепота, тишину не нарушал больше ни единый звук. Не было, как обычно бывает ночью, ни стрекотания кузнечика, ни пения цикад, ни кваканья лягушек, ни уханья сов. Только пугающее шуршание и шепот. Я стал осматривать опутавшие меня гирлянды мха. Оказывается, меня связали не те моховые космы, что росли из земли, а длинные, свисающие с ветвей полосы. В бледном свете лесных звезд я увидел, что сейчас их петли на ветках почему-то ослабели и могут обрушиться на меня сверху. Мне припомнилось, как салкарские моряки, вернувшись из южных стран, рассказывали об удивительных и страшных растениях, которые, подобно хищным зверям, нападают на человека и питаются его плотью и кровью.

Я еще раз попытался двинуться — путы вокруг раненой ноги стали слабей, я с облегчением почувствовал, что теперь могу изменить ее положение. Странно, подумал я, словно то, что держало меня здесь, под деревом, прочитало мои мысли, узнало, как я нуждаюсь в этом, и откликнулось на них.

Но разве могут растения читать мысли? А может, это и не растения? Нет, конечно, и мох, и деревья, и цветы — это растения. Наверное все дело в том, что они служат кому-то орудием. И связали меня по чьему-то велению. Да, наверное, так оно и есть. Надо проверить.

— Кто ты? — спросил я мысленно и направил эту мысль во мрак, где могло таиться какое-то существо, повелевающее и деревьями, и мхом.— Кто ты ? IИ что хочешь со мной сделать?

Нельзя сказать, чтобы я очень уж рассчитывал на ответ. А мне никто и не ответил. Но во тьме я все-таки уловил н е ч т о. Это было чье-то присутствие. Было такое ощущение, словно своей мыслью я вдруг коснулся мыслей существа совершенно другого уровня. Так было и тогда, когда в пещере Орсия разговаривала с асптом. Этот уровень совсем не такой, как у зеленых или даже кроганов, которые были все же другими, чем мы. Он был, если можно так выразиться, менее человеческим. Хотя в то же самое время чувствовалось, что это и не животное. Встревоженный этим, я теперь один за другим посылал во тьму мысленные призывы, все свое внимание сосредоточив только ка них.

— Кто ты? Кто ты? Кто ты?

И в ответ опять мимолетное, едва уловимое касание, настолько краткое, что я даже не смог понять, на каком уровне оно произошло. На верхнем, на котором Орсия разговаривала с хозяином пещеры, или на нижнем, с которым я еще никогда не сталкивался.

В лесу стало светлее. Может, уже светает? Нет, это так ярко вспыхнули лесные звезды. Ия нежный перламутровый свет, словно что-то обещал мне, успокаивал.

— Кто ты? — послал я свой зов на ближнем уровне, хотя никогда не делал этого раньте.

На этот раз контакт состоялся. Я не только четко ощутил чужой разум, но и удержал это соприкосновение. К сожалению, оно было не настолько длительным, чтобы мы успели обменяться хотя бы парой мыслей. Но зато я успел ощутить чувства существа, вызванные моим вопросом. Это было волнение. Оно сменилось недоумением, а потом и страхом. Страх, конечно, хуже всего, что я знаю. Он может подтолкнуть неведомое создание на какие-то опасные действия.

— Кто ты?—я снова поискал его на нижнем уровне, но на этот раз не нашел.

Лесные звезды теперь пылали, как горящие свечи. И хорошо, что их свет ничем не напоминал зловещие бледные огни, которые предвещают несчастье. Их свет не тревожил, не притягивал к себе, парализуя волю, он просто рассеивал лесной мрак. Стало так светло, словно в этот мшистый лес заглянуло хмурое утро.

В этом пасмурном свете я увидел, как по тропинке ко мне приближается какая-то фигурка — маленькая, сгорбленная, нелепая. Но она не вызывала таких чувств, как фасы,— ничего враждебного, ничего отталкивающего. Лесное создание подходило ко мне медленно и как-то робко, то и дело останавливаясь и поглядывая на меня издали. Страх... Когда оно задержалось меж двух лесных свечей, я, наконец, смог разглядеть его как следует. Оно было серым, как лесной мох, и с такими же, как свисающий с веток мох, длинными волосами.

Корявыми, похожими на скрюченные ветки руками, оно раздвинуло свои свисающие мшистые волосы, чтобы получше разглядеть меня. И тогда в свете лесных свечей передо мной возникло маленькое личико с плоским носом и большими глазами, которые окаймляли кустики густых ресниц. Когда корявая ручка откинула серые космы назад, я понял, что передо мной женщина. Сквозь сетку из мха, которая, видимо, служила ей нарядом и была украшена бледными пахучими цветами, просвечивали обвислые груди и толстый живот.

В памяти сама собой всплыла картина из детства. Вечер, свеча, и нянька рассказывает сказку: «В глухих чащах живут моховухи. Они выходят на человечьи тропы, чтобы найти себе мужа среди людей». В старинных преданиях древней расы говорилось, что каждая из моховух стремится родить ребенка от человека. И если какой-нибудь мужчина соглашался на это, то в благодарность лесная жительница показывала ему, где зарыт клад.

Если верить этим преданиям, моховухи — добрые и робкие существа, страдающие от того, что вид их отпугивает людей, которым они желают только добра. Неужели именно мне предстоит узнать, так ли это?

Моховуха сделала навстречу еще один робкий шаг. Невозможно было понять, молода она или стара, добра или зла. Мы молча разглядывали друг друга. Потом я, спохватившись, снова попытался вступить с ней в мысленный контакт, и снова у меня ничего не вышло. Значит она отгородилась от меня барьером. Но не смотря ни на что, от нее веяло мягкостью, робким доброжелательством, смешанным с неуверенностью. Казалось, она сама опасается меня.

И я заговорил с ней, как обычно один человек разговаривает с другим, тем более, что давно уже убедился, что язык Эвкора и язык древней расы Эсткарпа — один и тот же, несмотря на мелкие различия. Во всяком случае до сих пор меня везде хорошо понимали. Выражением лица, мимикой, жестами я старался внушить лесному созданию, что меня не надо бояться, что я сам ищу ее помощи.

— Я твой друг...— сказал я ей просто.— Понимаешь — друг. Я пришел с добром, а не со злом...