Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

Дальше коридоры, лестницы и снова коридоры. Всех троих отвели в западную часть стены, именно там могли находиться, безболезненно для обитателей крепости, чужаки, невесть каким ветром попавшие в монастырь, и содержаться подозреваемые родов ретичей. Наемник хотел отправиться дальше, следом за мальчиком, но путь ему преградил чиститель в небесно-голубом балахоне с двумя серыми полосами по подолу и рукавам.

– Я, Лива, буду вычитывать Сиромаха священными текстами, – произнес он негромко.

– Сиромаха здесь нет, – устами мальчика зло повторило чудовище, пытаясь вывернуться с удаляющихся носилок. Байя бессильно вцепилась в мужа и буквально повисла на его руках. Лива стоял в проходе, загораживая уходящих. А затем резко обернулся в их сторону.

– Сиромах здесь есть! – рыкнул чиститель. И обращаясь к родителям, продолжил: – Вам неможно зайти в иные залы, кроме тех, что находятся здесь, в западной стене. Я заберу мальчика с собой и очищу его душу от скверны. – Отец медленно оторвался от камня, подошел, сломавшись вдвое в поклоне, прикоснулся лбом, а затем и губами к рукаву чистителя. Те же движение и столь же механически проделала и мать. – Ждите решения его судьбы и вашей здесь. Ужин подается в семь.

После чего развернулся и стремительно двинулся вслед за носилками. Байя бросилась следом, но дверь бухнула перед лицом, отрезая путь. Она коснулась тяжелого мореного дуба кончиками пальцев и опустила руки. Долго стояла так, не отходя. Повед приблизился, обнял за плечи, хотел отвести, но не смог, лишь по прошествии долгого времени родители отошли, сели на жесткую деревянную лавку рядом с наемником. Сидели, ссохшиеся, сгорбившиеся, другая дверь приоткрылась, оттуда позвали ужинать, они не услышали. Затем отказались. Мертвец пошел один, получил порцию куриного супа и перловой каши. Долго сидел в столовой, переваривая думы. Наконец, поднялся и вышел, едва не столкнувшись с родителями Сиромаха. Байя бродила по коридорам в отведенной ей части крепости, не зная, куда себя деть. Муж уговаривал.

– Мы все сделали правильно, теперь сын в надежных руках.

– Я боюсь, Повед, не понимаю, чего именно, но очень боюсь.

– Все в руках божьих. Мы свое дело сделали как надо, как должно, нам теперь только молиться осталось и ждать.

– Нет сил, – едва слышно произнесла она. – Ни ждать, ни молиться. Очень хочу увидеть обряд изгнания.

– Ты же знаешь, насколько это опасно.

– Знаю, но не могу себя перебороть.

Он помолчал, долго смотрел на супругу. Затем взял ее руки в свои.

– Пойдем, хоть немного полежим. Ты устала, измучилась. А читка – она продолжаться будет дня два-три, не меньше. Обряд очень долгий. И демон непрост.

Женщина кивнула через силу. Наемник бесшумно последовал за ними. Но оказалось, постелили ему совсем в другом месте, в конце коридора, на нижнем ярусе, туда и препроводили. Маленькая комнатка с двумя широкими кроватями, гостей на шесть рассчитанная. На грубом столе лучина, кувшин и ломоть ржаного хлеба. Мертвец выпил только воду и сразу лег спать, провалился мгновенно, и, как казалось, почти тотчас проснулся. Но за окнами уже бился чуть заметный рассвет. На мгновение почудилось, будто он сейчас не в крепости Метоха, а где-то далеко, за морем, в темнице, оставленной им почти десять лет назад. Сейчас его, немощного, кожа да кости, полутрупа осмотрит лекарь и скажет: «Не жилец, привязывайте к бунтарю и в яму обоих». Его подняли сильные руки, овили веревками. А затем комья грязи полетели в лицо.

Он вздрогнул и очнулся, верно, задремав. Поднялся, тело слушалось неохотно, словно вчера весь день работал в карьере, добывая мрамор. Побрел к комнате родителей Сиромаха. Байя сидела у оконца, Повед, уткнувшись лицом в восточный угол комнаты, молился, касаясь лбом холодного камня. Наемник потянул за собой дверь, закрывая, да та вырвалась из рук. На пороге стояло двое черных монахов и чиститель Лива. Не заходя в комнату, священник велел супругам подняться и подойти к нему.

– Повед из Лакры, проповедник и жена его, Байя из Флустры, жрица богини Кубы, ведунья бога нашего, слушайте меня внимательно. – Мертвец подметил про себя отчего-то: бывших жриц не бывает. – Я исследовал Сиромаха, коего вы именуете своим сыном и воспитываете его в канонах веры и укладов наших, и не нашел демона во всем его теле. Но нашел причину расстройства его разума, от которого он и зрит демона и им пытается оборотиться, и эта причина – вы. Ты, Повед, неверно истолковавший знамения и приютивший ребенка, тебе не принадлежащего, быть может, никому не должного принадлежать, но восприняв оное чадо как дар небесный, ты ложно воспитывал его и тем уже испортил его сознание. Ты, Байя, направляла и питала в нем морочную уверенность и ложное понимание пути, ты подвергла его смертельной опасности, перевезя на годы в гнилостную Утху, а лишь после долгих лет мучений согласившись отправиться в Реть. Вы мерзко и подло пытались вручить нам невинное дитя, изувеченное ложью и вашими устремлениями, которые вы представили как знамения господа нашего. Вы оскорбили бога и искалечили сына, и за это Синод, собравшийся сегодня, вынес вам приговор – смертная казнь через утопление. Читайте. – Свиток лег в непослушные руки матери. И тотчас выпал. Наемник подхватил, не понимая ни единого слова, подал Поведу. Обернулся к чистителю.

– Они могут увидеть сына?

– Их сына нет, есть лишь Сиромах освобожденный. Теперь, чтобы стать спасенным, ему и нашим священникам надлежит выискать или подлинных родителей или тех, кому он предназначался, если таковые существуют. У нас три года. – Один из монахов наклонился и зашептал что-то Ливе на ухо, чиститель кивнул: – Верно, встяжники не покидают Реть, то дело ведунам и священникам в Рассеянии. После совершеннолетия приемыша он сам должен решить, ступать ему волей божьей или покинуть монастырь навсегда. Если к тому времени воля божья будет им установлена и постигнута.

– Так они могут увидеть Сиромаха? – Лива скривился, но ответил:

– Могут. Но не оскверняя его прикосновением.

– А я?

– Если мальчик того пожелает. Подготовьтесь, встреча через два часа, казнь ровно в полдень.

Дверь бухнула, шаги стихли почти мгновенно.

Прощания не получилось. Обоих приходилось сдерживать: плачущего Сиромаха, рвущегося к родителям, их самих, пытающегося преодолеть двухсаженное расстояние меж стульями. Затем кто-то из братии догадался принести широкий стол. На него водрузили еще один, только так стража смогла отойти, оставив ребенка в неприкосновенности. Даже пальцы, протянутые меж досок столов, не могли соприкоснуться, всего двух ладоней не хватало.

Мальчик бессильно упал на стул, сидел, смотря через ножки, и только кивал через слово, говорить не мог, слезы беззвучно текли по щекам. Полчаса на прощание пролетели как миг, но последние мгновения протянулись, будто часы. Наконец, родителей увели, потрясенные происшедшими переменами, они никак не могли увериться в происходящем. На пороге столкнулись с наемником.