Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Отнюдь нет. Слушай, а здесь всегда так жарко?

– Лето только началось, самая жара впереди. Поэтому я и хочу побыстрее уехать в Урмунд. Через месяц тут станет вовсе нечем дышать, начнутся пыльные бури, на улицу не выйдешь. Раз я две недели просидела на постоялом дворе, хорошо во дворике фонтан работал, иначе вовсе зажариться можно. А потом ветер переменился, – она помолчала немного и продолжила: – Знаешь, я все думала, мы, может, здесь обручимся? В Верее есть один храм, очень красивый, где проводят церемонии обручения, туда со всей Эльсиды съезжаются. А как приедем в Урмунд – уже сыграем свадьбу. Мне же еще подготовиться надо. Не знаю даже, сестру позвать, может. А то вроде неудобно. А к маме мы тогда после приедем.

– Поразим старушку? – улыбнулся он. Лискара рассмеялась.

– Нет, она выглядит очень молодо, хотя уж почти шестьдесят. Прежде ее считали нашей третьей сестрой. Да она и похожа на Либурну, сестру то есть, – поспешно добавила она, – обе темноволосые, кареглазые, блеклые лицом, косу носили. Сестру это жутко бесило. Вот теперь и живет в деревушке на Ретской дороге под присмотром двух слуг.

– Мужчин? – неожиданно спросил наемник.

– Да, – Лискара удивилась. – Маме всегда нравилось мужское внимание, она столько раз рассказывала, как умела приворожить отца, да не только, прежде за ней ухажеров… что с тобой?

Мертвец, белый лицом, дернулся, будто душного воздуха, напитанного запахами эвкалипта, ему перестало хватать.

– Она на выселках живет, не в самой деревне, а за ней, в нескольких милях, так? – женщина кивнула: вроде так. – Небольшой домик с зеленой крышей в зарослях боярышника.

– Ты проезжал мимо? Да что с тобой?

В глазах пульсировала кровь. Потер лицо отяжелевшими руками, нет, бесполезно. Кошмар, поднявшись из ниоткуда, навалился всей силой и давил, давил.

– Я не могу лгать. Не прошу прощения. Лискара… я… понимаешь, я убил ее.

– Ты… что? Ты с ума сошел, у тебя удар солнечный? – улыбка стала жалкой, растерянной, женщина, не веря ушам, смотрела на него. Ширма, на которую она повесила сорочку, упала на пол, обнажив Лискару, надевшую блекло-желтый сарафан.

– Я… нет. Это год назад случилось…

– Мне сестра бы рассказала.

– Зимой. В госпицию приходил мужик, уговаривал, мол, живет ведьма возле Утхи, мужиков приваживает. Кто в глаза ей посмотрит, становится рабом. – Он говорил, не понимая слов, видя перед собой только того затюканного мужчину в заплатанном полукафтанье, просившего поскорее, а то голова города не чешется, да и не его это дело, а уж восемь человек ушло и не вернулось. Нормальные люди, семейные. Там бродят.

– Где бродят? – Он перестал замечать, что отвечает незримому мужику вслух.

– Возле ее дома. Я собрался и поехал провожать семью в Реть. Заодно решил завернуть разобраться, что с ведьмой. Я прежде убивал ведьм, я говорил тебе, но это обычные мошенницы, детоубийцы, отравительницы, я не думал, что столкнусь с настоящей.

– С моей матерью? Настоящей?

– Только и сумел убить, при помощи другой ведуньи, она сумела отвести чары. Иначе бы до сих пор там…

– Что ты несешь?! Какая она ведьма?

– Страшная ведьма. Сильная. Когда я убил, еле смог выбраться. Дом сам сгорел, видно, заклятый был, а после, в подвале…

Лискара окаменела. Жило только лицо, самые разные выражения переменялись на нем, ужас уходил, его место занимало отчаяние, злость, презрение, страх, и какая-то неизбывная, невыносимая тоска, через нее, будто через призму, отражались все прочие чувства женщины. Она сделала шаг вперед и остановилась. Подняла руки и тотчас опустила их.

– Что ты наделал, – буквально по слогам произнесла она. – Что же ты сотворил…. Я… я так боялась, что ты отнимешь у меня, я так хотела, чтоб ты дал мне, научил не бояться, чувствовать, жить, я столько лет была как кукла. Думала, ударить нельзя больше, не во что. Ты нашел. Будь ты проклят, Мертвец, ты правильное имя себе придумал, все, к чему прикасаешься, все в прах, в смерть, ты и есть смерть, проклинаю тебя. Тебя и себя заодно, что связалась, что решилась, что отдалась тебе всем.

– Лискара, я… я не прошу прощения

– Не смей! – она сжалась и тут же выпрямилась. – Проклинаю тебя, всех, всех разом проклинаю! – Последние слова вырвались жутким хрипом, женщина подняла вверх руки и тотчас опустила их, стряхнула – кисли сложились в кулаки, только указательный и средний пальцы оставались лишь чуть согнутыми.

И ей ответили. С грохотом распахнулся сундук, в котором Лискара хранила одежды, записи, рисунки и материнские заговоры. Нечто темное, переливающееся, перетекающее, вышло наружу, остановилось подле нее, окружило, обвило, поднимаясь по ногам, бедрам, груди, шее. Комната потемнела, будто сумерки пришли раньше срока. А тень уж охватила ее всю, почернела. Лискара охнула и медленно осела, пальцы по-прежнему скрюченно указывали на него. Мертвец бросился на тень, но будто в стену воткнулся. Отлетел к стене, тяжко оседая. Тень задрожала мелко – и метнулась ему в лицо. Некто всесильный приподнял его и сызнова ударил об стену. Комната исчезла. Пропало все.

Он пришел в себя. Странно, но боль не ощущалась, внутри только чувствовался какой-то ледяной ком. Та же комната, только совершенно пустая, ни мебели, ни ковров, ни самой Лискары. Из окна льется яркий свет, с трудом пробивавшийся внутрь, будто сгустившийся воздух поглощает его, не давая даже коснуться пола. Ровно такой же свет исходит от чуть приоткрытой двери.

Он поднялся, движение далось ему легко, словно ничего не случилось. Подошел к окну. Яркий свет должен был ослепить, но лишь затмевал все, находившееся за стеклом. Половицы едва слышно скрипнули, он обернулся – в двери стоял человек в сером монашеском балахоне. Мертвец пригляделся.

– Ремета? – изумленно произнес он, узнав отшельника. Тот улыбнулся, подходя.

– Можешь называть меня и так. Уже второй раз вытаскиваю, ты действительно ровно дитя малое.

– Где Лискара? – спросил наемник, пытаясь тревожиться. Не удалось, чувства как ножом отрезало. Осталось странное благорастворение от присутствия схимника и непреходящее желание слушать его. Ремета покачал головой.

– Увы нам, погибла. Сама беду накликала – и на себя, и на тебя.

– Я не вижу ее.

– Что же удивляться, ты тоже умер. Только дальше порога я тебя не пустил. А она ушла в долину вечности.

Мертвец молчал, разглядывая отшельника. Ремета за полтора года их разлуки ничуть не переменился, впрочем, сколько он помнил, схимник всегда был таким – сухой, острый, с колючим взглядом, но светлым лицом. Говорил гадости, но от них удивительным образом теплело на душе. Прошлый раз наемник так долго искал его, а теперь Ремета пришел сам.

– Что случилось? – спросил Мертвец. – Я видел странную тень, вырвавшуюся, ровно демон, из сундука. Она обволокла сперва возлюбленную мою, потом набросилась…