Сергей Барк - Каста [СИ]

Хюрем отбросил альфу. Тот вскочил на ноги и резко развернулся, стараясь отдышаться и сверля Хюрема бешеным взглядом. Он прекрасно понимал, что шансов одолеть омегу у него нет. Они оба понимали. Хюрем замер в ожидании того, какое решение примет Герлес.

Альфа покосился на катавшихся в снегу товарищей. Те выли от боли, не в состоянии подняться. Наконец он бросил на Хюрема гневный взгляд, подхватил меч и припустил к кромке леса.

Хюрем рассчитал верно. Герлес был тем, кто знал о нём немного больше остальных, благодаря обучающим боям, и давно перестал недооценивать омегу. Остальные кинулись скопом, полагаясь только на силу, ведь перед ними был жалкий омега, но Герлес не лез на рожон, действуя осторожно и осмотрительно.

В этот миг, летя сквозь снежные заносы так быстро, как позволяла прыть, Герлес злился на омегу не меньше, чем восхищался тем, что тот умел. Его голова, в отличие от собратьев, оставалась холодной. Он слушал Хюрема, а когда вспыхнула стычка, не позволил себе набрасываться в запале, внимательно наблюдая за теми приемами, что использовал омега. Будь его воля, он бы и сам отправился за субедаром, но командиром был не он, поэтому пришлось драться. Виной тому был не страх столкнуться с омегой, скрывавшим множество тайн, просто Герлес видел смысл в словах Хюрема.

С того самого момента, как старший субедар посоветовал присмотреться к противнику ближе, Герлес не отводил от омеги глаз. Это помогло ему не обмануться и разгадать план Лиса во время охоты. Но пока он наблюдал, он не мог не увидеть того, как близки Лето и Хюрем. Как понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда. Если бы Хюрем был чистокровный, Герлес бы решил, что они пара. Пусть это и не было возможным между этими двумя, увлечение друг другом пылало пожаром. Он сразу поверил, что Лето мог загородить омегу собой.

Прикинув другие обстоятельства, Герлес решил, что не было ничего удивительного, что эти двое, нарушая устав, решили встретиться в походе. Для чего, никому объяснять было не нужно. А вот что рядом забыл Толедо?

Припомнив вдруг, что младший брат альфы должен был со временем стать супругом Лето, Герлес подумал, что дело могло оказаться очень личным, и потому старшему субедару нужно было узнать обо всём как можно скорее.

Однако, что думал Герлес, не имело никакого значения. Сомневаться не приходилось — для Хюрема всё закончится плохо. Даже если Лето выживет и подтвердит слова омеги, ему не сойдёт с рук смерть чистокровного и увечья остальных. Хюрем всё равно заплатит кровью.

Герлес сильно удивился бы, узнав, что старший субедар был склонен верить переданным словам. Ведь, в отличие от Герлеса, Карафе было доподлинно известно об истинности, и потому он был почти убеждён, что всё произошло так, как и говорил Хюрем. Умудрённого опытом альфу вряд ли можно было обвинить в простодушии, просто обстоятельств, описанных невольным гонцом, хватало, чтобы сделать определённые выводы, впрочем, нуждавшиеся в подтверждении.

Старший субедар приказал немедленно снарядить небольшой отряд, в задачу которого входило добраться до места как можно скорее и оказать помощь раненым; сомнений в том, что Хюрем, после устроенного, не станет помогать изувеченным раджанам, не было. Вторая, более многочисленная единица пойдет следом, прихватив пару лучших лекарей Барабата со всевозможным скарбом, для помощи Лето и возвращения его в город.

Помимо этого, обе группы должны будут охранять наследника. На вопросы двух командиров, что делать с омегой — схватить или убить, если тот окажет сопротивление, старший субедар ответил непреклонно: не трогать и пальцем. Проигнорировав удивлённые взгляды собственных подчинённых, Карафа авторитарно закончил следующим:

— Вы что же, собираетесь драться, когда рядом раненый наследник?

Подвергать жизнь Лето ещё большей опасности никто не торопился. Пыл остыл окончательно, когда Карафа заявил, что разберётся с омегой лично, как только прибудет на место.

Он отправлялся в составе третьего звена, взяв с собой несколько доверенных воинов, готовых сорваться с места по команде. В Барабате старшего субедара задерживали две вещи, одной из которых он собирался заняться в ущерб первой, необходимой по протоколу.

Отправив два отряда и приказав третьему ожидать, из гарнизонов он поднялся в верхнюю анаку, чтобы принести ужасные вести семейству Дорто.

Исидо Дорто часто отсутствовал с поручениями, и сегодня это оказалось, как нельзя кстати. Мидаре Дорто, его супруг, находился дома. Он выглядел удивлённым неожиданным визитом и сразу почувствовал неладное. С трудом дождавшись пока домовой удалится, чтобы заварить чай, Мидаре спросил:

— Что-то случилось?

— Увы… — Зариф Карафа не мог произнести ожидаемую фразу: «всё хорошо с твоим мужем и сыном, я пришёл вот по какому делу…». — Мне жаль, Мидаре. Дух Толедо забрал к себе Великий Аум.

Омега раскрыл было рот, втягивая воздух, да так и замер. Глаза его округлились в немом оцепенении. Старшему субедару не раз приходилось доставлять эту весть родным и близким, и потому он точно знал — в такой момент нужно рубить с плеча, не растягивая мучение, ведь всё действительно было кончено.

Чай так и не появился. Стенания Мидаре наверняка были слышны во всём доме. После того, как первый приступ горя уступил беспомощной слабости, омега уставился на Карафу невидящим взором и спросил, что произошло.

Не следовало недооценивать омег-раджанов, тем более тех, кто гордился долгом мужей и сыновей. Нет, они не вырастали бессердечными и чопорными куклами, наоборот, с самого детства знали, что воины гибнут в сражении. Такова жизнь. И Мидаре Дорто не был исключением.

Зариф Карафа рассказал историю сухо. Никаких подробностей он пока не знал и не хотел сочинять для убитого скорбным известием Мидаре ничего, от чего потом пришлось бы отказываться.

— Я уже послал туда воинов и вскоре отправлюсь следом, — закончил Карафа, и в комнате повисла давящая тишина.

Горделивый и величественный Мидаре Дорто, казалось, постарел за время разговора, до того измождённым и обессиленным он выглядел.

— Я искренне соболезную и разделяю твоё горе, Мидаре. Я знаю, как ты любил сына, — произнёс Карафа, не кривя душой: он отлично понимал каково это — терять близких. — Мне жаль, что Толедо постигла такая участь. Он был ещё слишком молод и наверняка ничем не заслужил смерть. Как только Лето будет в состоянии говорить, мы узнаем, что случилось, и я расскажу тебе всё, даю слово.

— Я знаю… — прозвучал голос, заставивший обернуться Карафу и Мидаре.

В проходе, ведущем во внутреннюю часть дома, застыл Виро. На лице его не было краски. Побелели даже губы, и теперь, из-за необычно светлых волос, омега походил на призрака, пусть глаза его были открыты и полны невысказанного чувства, которое вот-вот должно было сломить плотину и выплеснуться наружу.