Сергей Куц - Вор и убийца

— Там он.

Такой же низкий проход, и я снова поклонился. Центральную часть комнаты, где поселился Фосс, занимал стол с разложенными картами. Сам бывший наемник сидел на кровати, у спинки которой дремал взведенный арбалет, а у изголовья — несколько клинков в ножнах. Вдоль стен аккуратными рядами лежали набитые заплечные мешки, пять аркебуз и столько же арбалетов. Штаб нашей экспедиции.

— Гард! — воскликнул Оливер. — Я и не чаял тебя увидеть!

— А он взял и появился!

Фосс рассмеялся и попросил помочь подняться:

— Подсоби. Эта дрянная слабость…

Я подал руку, и, вцепившись в нее, Фосс с видимым усилием встал на ноги.

— Дальше сам, — прошипел бывший наемник. Сделав нетвердой походкой три шага, он упал на стул. — Кровь и песок! Как дряхлый старик.

— Со мной прибыл отец Томас. Именно его святая магия вытащила тебя с того света. Может, еще чем-нибудь поможет.

— Хорошо бы. — Фосс дотронулся до шрама на шее, мотнул головой вправо и влево. — Морок почти закончил подготовку к походу. Завтра-послезавтра он вернется в становище, чтобы идти с Роем в Запустение.

— Без меня думали отправляться?

— Без тебя. Мы решили, что ты погиб. Той ночью напали дьявольские гончие, от них не уйти. Если только кто-то один не пожертвует собой… Тогда… Тогда они прекращают охоту.

— Я не жертвовал собой.

— Знаю, — произнес Фосс и опустил взор. Он стал похож на побитую собаку. Я впервые видел его таким. — Прости, но с гончими только так. Или один, или все.

Мне вдруг захотелось, чтобы мы — я, церковник и лейтенант — задержались в пути на несколько дней. Чтобы люди кардинала Антуана ушли в Запустение без меня. Ведь я для них только инструмент, коим можно и пожертвовать. Давние подозрения о собственной роли в походе за перстнем вспыхнули с новой силой… Или один, или все… Не все вместе… Хотя без меня они тоже обречены. Но мое предназначение становилось предельно ясным.

— Рассказывай. — Оливер попытался ободряюще улыбнуться.

Эх, Фосс, у тебя куча достоинств, но только не притворство. Чего не скажешь о воре, выросшем в Семиградье. Я отбросил на время все домыслы и начал обстоятельное повествование о том, что случилось с момента нашего расставания. Я ничего не таил и постоянно подчеркивал силу веры святого отца, лихость палаша Тейвила и редкость Дара Герингера. Теперь я видел в них шанс не только против ужасов Запустения: они не служат арнийскому первосвященнику, и вместе с ними я не окажусь в одиночестве среди людей кардинала. Уверен, что и Морок пляшет под дудку Фосса.

Рассказ получился долгим. Появившаяся молодая орчиха затворила ставни на бойницах. На дворе окончательно стемнело. Тень, как мне казалось, затаилась где-то за частоколом. Но сейчас больше волновала не она — я настроился на долгий спор с Оливером о троих новых участниках похода.

— Ты хочешь, чтобы офицер из Палаты тайных дел следил за пленником с его странным Даром, а молитвы инквизитора отгоняли нечисть? — дымя трубкой, спросил Оливер. Ответить я не успел, потому что бывший наемник произнес: — Согласен.

— Согласен? — Я не поверил услышанному.

— Да, — кивнул Фосс, — твои доводы разумны. У вас есть пара дней, чтобы перевести дух. Квартировать будете в доме Манрока. Сходи узнай, где вам постелят, да и насчет ужина тоже спроси, а я еще посижу над картами. Поутру загляните с лейтенантом, потолкуем.

— Ладно. — Я поднялся с табурета, на котором сидел во время разговора. — До завтра.

В помещении, где раньше работали портнихи, сейчас у печи возились две женщины. Вкусно тянуло тушеным мясом. Ох, есть-то хочется! Однако женщины в мою сторону не взглянули. Да и ладно, хотелось выйти на улицу, чтобы в одиночестве обмозговать причину сговорчивости Фосса. Неспроста его покладистость! Нельзя допускать к секретной миссии чужаков, а он согласился. Значит, лишние глаза и уши из Запустения не вернутся. Как и вор…

Дважды поклонившись, я вышел на улицу и натянул на голову шляпу. Похолодало, я поправил шарф и закутался в плащ. Ночь, как и день, выдалась безоблачной. На небе светили яркие звезды. Становище погрузилось в темноту, которая лишь в нескольких местах разгонялась факелами. Но деревня орков еще не спала: то там, то здесь слышались голоса.

Свернув за угол, очутился в укромном месте. У глухой стены без бойниц, в тупике, огороженном с трех сторон запертыми сараями. В дальнем углу, у поленницы, стояла колода для колки дров. Я умостился на ней, чтобы еще раз обдумать все в тишине и покое. Память вернула к трактиру «Гусь и окорок» и Антуану! Проклятый пепел! Как же угораздило попасться на клятвенный крест! Второй раз за мою треклятую жизнь.

Вдруг повеяло холодом, но отнюдь не дуновением ветра.

Из темноты шагнула черная фигура. Тень!

— Здравствуй, Николас, — прозвучал знакомый голос.

— Алиса?..

— Алиса, — повторил я. — Что вы тут делаете?

Магия обострила слух, усилила зрение. В семи или восьми футах стояла темная фигура с надетым на голову капюшоном и черной маской на лице. Я вскинул два пистоля, но в тень не разрядил. Потому как голос принадлежал Алисе Кайлер — племяннице кардинала Антуана.

Она приблизилась на два шага. Левый пистоль задрожал. Проклятый пепел! Что, если предо мной не Алиса? Что, если это дьявольская уловка? По виску сбежала струйка пота.

— Не стреляй!

Дьявол! Но это ее голос! Она подошла, уперлась грудью в пару стволов. Тень медленно подняла руки и откинула капюшон, на плечи упали золотистые локоны. Затем она сняла маску. Алиса Кайлер!

— Кто ты или что ты такое? — сдавленно произнес я.

— Я люблю тебя, Николас.

Кровь и песок! Оружие опустилось, дула пистолей смотрели на землю, а я отступил на шаг назад. Дальше не мог, мешала бревенчатая стена.

— Что ты сказала?

— Я… я люблю тебя.

Она говорила взволнованно. Я непонимающе уставился на тень, превратившуюся в Алису Кайлер и признавшуюся в любви.

— Что происходит? — только и смог произнести я.

Тень сняла перчатку с правой руки, осторожно коснулась моей скулы и провела пальчиками по щеке. Затем поцеловала. Жарко, горячо, впившись губами в мои губы. Я утонул в ее поцелуе.

— Теперь слушай, — прошептала Алиса, отстранившись и чуть отойдя в сторону, чтобы видеть мои глаза. — Я действительно та, за кого себя выдаю. Алиса Кайлер, сирота и единственная племянница Антуана Сош. С двенадцати лет пребываю в Тиме в девичьем пансионе при папском дворе, и с четырнадцати лет моя жизнь и душа более не принадлежат мне.

Она произнесла избитую фразу, какую часто бросали бывшие воспитанницы пансионов благородных девиц, но в устах Алисы эти слова приобрели жуткий смысл:

— Пансион для девиц благородного сословия при дворе его святейшества на самом деле не совсем то, чем называется.