Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Погода выдалась душной и жаркой. На крышах домов дрожал воздух, птицы от духоты прятались в тенях улиц, где их и ловили обезьяны. От вымощенной каменными плитами широкой дороги исходил страшный жар, кожа сразу покрывалась потом, а ноздри словно забивали затычки из воска. Попадающиеся редкие прохожие — в основном слуги в бесформенных рубахах-юбках — обтирали мокрые лбы платками или обмахивались листьями пальм.

Хара благословила всех богов, что не стала спорить с Дживатом и забралась в паланкин. Шелковые стенки спасали её не только от чужих взглядов, но и от палящих солнечных лучей. Внутри было прохладно, пахло абрикосами. Несли паланкин Зел и трое его подчиненных.

Белый порт оказался таким же полумертвым, как и остальные улицы знатного Шоргира: у причала покачивались четыре утлых суденышка со спущенными парусами, выделялась лишь бирема с тараном-когтем, торговые ряды поражали пустотой, на скамейках лениво лежали грязные слуги, в тени гранитных постаментов, прямо в пыли, играли в кости два моряка с длинными косицами.

Как и было оговорено, на пирсе вместе со своими людьми ждал Рашай Ветер — с последней встречи ничуть не изменившийся: на руках бесчисленные четки, борода заплетена в три косички, перехваченные золотыми кольцами, лысина блестит на солнце, даже белые шаровары и рубаха с короткими рукавами, похоже, были теми же.

Зел и его люди опустили паланкин, Дживат откинул шелковый полог и помог Харе выйти.

— Славная встреча, госпожа! — воскликнул Рашай. — Могли ли мы представить, что нити наших судеб вновь сплетутся? Признаться, в последнюю нашу встречу я вел себя несколько… хм, грубо… поэтому надеюсь искупить свою вину янтарным ожерельем. Дарю его вам! Только без обид, госпожа! Сами понимаете: когда большую часть времени проводишь среди своих людей, то понемногу забываешь о правилах хорошего поведения.

— Что вы, я не сержусь. Признаться, давно обо всем забыла. За ожерелье говорю вам спасибо, хотя и не стоило так утруждаться. Отдайте его одному из моих слуг — у меня руки в сладком соке абрикосов.

— Я уже давно топчу эту землю, моя госпожа, и усвоил одно главное правило: не держать на людей зла. Ибо бывает множество причин, почему они ведут себя так, а не иначе, — он хохотнул. Его грубый, скрежещущий смех резанул слух. — Моряки — народ прямой, вспыльчивый. И я, конечно же, не исключение. Разве что монет у меня побольше, хе-хе-хе. У нас много правил, условностей, примет.

— Я думала, торговцы не любят попусту сотрясать воздух. Мы пришли поговорить о вашем роде занятий? Боюсь, у меня есть еще дела.

Она надменно вскинула голову, оглядела Рашая и его людей. Все держатся расслабленно, но эта расслабленность показная. За долгие месяцы проклятия, потеряв способность читать лица, она приобрела другую — улавливать чувства в чужих интонациях, манере двигаться, вести себя.

Странно, но тоштаханский купец напряжен, потому что напуган. Да, он это пытается всячески скрыть, любой бы другой не заметил — только не она.

Спокойнее, милая. Главное сама держись на высоте.

— Давайте поговорим наедине, госпожа, — сказал Рашай. — Я практически всех своих отправил по борделям и постоялым домам. В черном городе сегодня никто не заснет, хе-хе-хе! Поэтому на биреме сможем все хорошенько обсудить. Пожалуй, это вопрос жизни и смерти, ни много ни мало.

Дживат резко выступил вперед.

— Я пойду с госпожой, — бросил он.

Хара примирительно положила ладонь на его кисть, сжала.

— Я справлюсь сама, капитан. Рашай, ведите.

Тоштаханский купец низко поклонился, деревянные четки на руках щелкнули бусинами. Затем, вальяжно раскачиваясь из стороны в сторону, первым направился к боевому кораблю. Над головой заголосили вездесущие чайки, кружась над скинутыми в кучу тюками на пирсе. Хара вышла из-под тени длинного опахала, который держит слуга из виллы, последовала за Рашаем.

— Нынче странные времена, госпожа, — начал купец. — Многие видят необычные, противоестественные вещи. До меня доходят самые разнообразные байки — одни страшнее других. О морских чудищах, появившихся возле берегов Зигира, о мертворожденных детях с тремя глазами или руками-клешнями, о беднягах, у которых ночью из груди прорастает ствол дуба. Бредни дураков! Но порой сам сталкиваешься с… невозможным.

— Я вас не понимаю.

— Госпожа, сейчас объясню, — продолжил Рашай. — Вы, наверное, ломаете голову, почему наша встреча произошла в Оранеше, хотя еще в Карлаге я собирался направляться в Тошатханский Союз — то есть в совершенно противоположную сторону. Видите ли… — Он на миг замолчал, затем продолжил: — Случились некие непредвиденные обстоятельства, которые потребовали самых быстрых и решительных мер. Выражаясь проще, мне срочно пришлось найти священнослужителя — того, кто поет песни богам.

Хара поежилась. На миг мелькнула мыслишка, будто торговец знает кто она.

— Терпение, госпожа. Тут без объяснений не обойтись, иначе ничего не поймете и посчитаете меня безумцем, — Рашай сплюнул под ноги, вытер тыльной стороной ладони бороду. — В общем, я со своими людьми срочно добрался до Оранеша. В отличие от Карлага здесь найти настоящего священнослужителя проще — весь город в треклятых храмах. Ну и… отыскали местную общину, поклоняющуюся Баамону, уговорили посмотреть наш кораблик — да только толку от них не было никакого. Они лишь обосрались да убежали.

Доски пирса под их ногами жалостливо скрипят, чавкают водой.

— С оранешскими священнослужителями решили больше не связываться, — продолжил Рашай. — И вот вспомнил я про геткормейцев. Вы же народ особый, поклоняетесь богами, заветам следуете, древние обряды проводите. У вас даже дети с младенчества приучаются к святым эдиктам! Кто и мог мне помочь, так это геткормеец. Через него я планировал выйти на служителей храма какого-нибудь могучего бога и попытаться справиться со своей проблемой. Так что изначально в Шоргире мы искали ваших соотечественников, госпожа. Но судьба вновь нас свела вместе! Я считаю это знаком!

— И вы готовы поплыть в совершенно другую сторону? В Геткормею?

— Верно. Придется двинуть в страну тогеров, но иного выхода не вижу. Признаюсь сразу, я даже готов взять на борт вашего клейменного мальчишку, если вы, конечно, от него не избавились.

— Нет, с ним всё в порядке.

Они с пирса по дрожащей, тонкой доске взобрались на борт биремы.

Хара осмотрелась. Пика мачты с собранным парусом устремлена в небеса, как бы помогает их держать, не дает им обрушить на головы людей водяные хляби. В ширину корабль небольшой — едва разминутся четыре человека. Однако в длину… Да здесь хватит места для тридцати-сорока гребцов. Загибающийся коготь тарана угрожающе блестит на солнце. На борту приятно пахнет солью, потом и деревом. Людей нет — по всей видимости, тошатханец действительно отправил всех пить и спать со шлюхами.