Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— Если разрешишь, я бы мог колдовством прогнать монстров из обители.

— Нет. Ты привлечешь лишнее внимание. Мы недавно видели великана. Он точно нас учует. Противно такое говорить, но лучше пожертвовать новоприбывшими, чем всеми. Слишком большая опасность.

— Понимаю…

Из дальнего угла покоев докатился стон.

Я среагировал молниеносно: не обращая внимание на «паутину» над головой и стекающие капли крови, подбежал к месту. Девушка. Еще жива, хотя и выглядит плохо. Похоже, беременная. Видимых ран нет. Я поднял её на руки — боги! она легче пушинки! — и понес к выходу.

Релин нахмурился, загородил порог.

— Постой, ей нельзя покидать это место.

— Почему?

— Во-первых, все новоприбывшие прокляты. Во-вторых, эта девушка вчера не была беременной.

На несколько мгновений повисла тишина.

— Ты уверен?

— Более чем, — ответил Релин.

— Думаешь… она…

— Вероятнее всего. Я прикажу лекарю осмотреть её. Но не позволю её выносить за пределы покоев.

Я тяжело вздохнул, но спорить не стал. Положил девушку на пол возле шкафа. В сознание она так и не пришла; лицо её горит лихорадочным румянцем; сухие, потрескавшиеся губы что-то неразборчиво шепчут. Даже плотная шерстяная туника не может скрыть, как ходит ходуном плоть на её животе. Ни один человеческий ребенок на подобное не способен. Мать сейчас должна орать от боли, биться в конвульсиях, однако все совсем иначе — улыбнулась, покачала головой.

Стараясь в коридоре не смотреть никому в глаза, я направился к себе. Устроив огромный шум, твари наверняка уже сбежали — бесполезно их искать в обители. А потому самое время напиться.

Облокотился о деревянный стол, ножки подо мной натужно заскрипели. Во втором глиняном кувшине осталось немного сладкой вязкой жидкости, поэтому, недолго думая, долил всё в кружку и залпом опрокинул в себя. Рот обжег горячий ком, скользнул в пищевод, разливаясь блаженным теплом. Немного полегчало. Но зрение от выпитого стало подводить: пламя свечи из лепестка превратилось в размытую кляксу, шкаф и кровать раздвоились.

— Ты должен их убить, — сказал силуэт в углу. Голос у него низкий, хриплый, раздражающий. — Зачем бороться? Все рано или поздно станут частью плаща Сеетры.

— Не существует никакого плаща, — парировал я. — Как и тебя. Я выдумал всё, сам поверил в это, вот ты и появился. Но на деле — ты ничто, пустота, даже не тлен. А потому убирайся.

— Разве мысли не материальны, бессмертный? Может, открою тебе тайну, но Откровение уже наступило! Сопротивление бесполезно. Ты проиграл, сел в лужу — называй как пожелаешь! Исправить ничего нельзя. Люди верили в богов — они и появились, обрушили кару на головы смертных. И кого тут винить в собственной глупости? Уж точно не тебя, уверяю.

От хмельной настойки в воздухе разливается запах кислятины, покалывает кончик языка. Чадит самодельная пузатая свеча; из-за закрытой двери покоев доносится привычный шум: болтовня послушников, топот сапог, шуршанье плащей. И если напрячь слух, то можно уловить звон наковальни кузнеца. Обитель живет, делает вид, будто утром ничего не произошло.

— Я не хочу разговаривать с тобой, тень, — бросил.

Прозвучало не совсем членораздельно.

— Неужели? — иронично обронила фигура. — Будь действительно так, ты бы поступил как обычно: убежал бы. Но ты вернулся, начал пить — и без собеседника здесь не обойтись. А я рад помочь. Можно сказать, мы связаны невидимыми крепкими узами, бессмертный. К тому же я всегда говорю только правду — и ничего, кроме правды. Поэтому не кисни.

— Трахни себя в зад!

— Посмотрите: человек, проживший больше пяти тысяч лет, опускается до уровня деревенского пьянчужки! Ну же! Придумай что-нибудь оригинальнее! Или последние мозги оставил на дне кружки?

— Сволочь… — пробормотал я.

— Давай прекратим эти бессмысленные распри. И просто поговорим. Как лучшие друзья.

Силуэт в углу выдохнул — так летний ветер колышет оконную занавесь. Его плечи подернулись, словно от озноба. Неестественно длинные, тонкие руки коснулись стен.

— Ты задавался вопросом, бессмертный, сколько людей вообще выжило после Откровения? Ты же ни единожды покидал стены обители! Там, за стеной, творится ночной кошмар! Мертвые встают из могил, придуманные боги сжигают города в пепел, монстры из древних легенд рушат горы. Текут реки крови, и нынче человеческая жизнь не стоит и бронзового обола. Прах к праху. Еще несколько месяцев — и никого не останется. Все умрут. Кроме, пожалуй, бессмертных! — силуэт хрипловато рассмеялся над собственной шуткой.

— Оптимистично, — бросил я, стараясь не обращать внимание на его слова. Но против воли мысли закрутились вокруг этой темы.

— Ты думаешь, обитель в горах вас всех спасет? Не-е-ет, люди лишь отсрочивают свою погибель. Рано или поздно великаны придут сюда и не оставят камня на камне. Или случится что похуже — например, нагрянут боги. Вор, даже ты можешь превратиться в пыль! Разве тебе не страшно? Ну да, в Имзунгере пока гораздо спокойнее, чем на равнинах, да и тварей здесь пока немного. Но надолго ли? Это Релин глупец, он прожил меньше твоего и пребывает в иллюзиях. Возомнил себя спасителем, древним героем! Убедил и других бессмертных сопротивляться даже после того, как наступило Откровение! Но ты-то! Ты лучше их знаешь, что спасения нет!

Я случайно задел рукой глиняную кружку. Та с громким звуком упала на стол, разбрызгала капли настойки. Из губ вырвалось проклятие. Я поставил кружку на место и рукавом вытер липкое пятно.

— Пока большая часть бессмертных находится за пределами обители, пока эти дураки пытаются спасти тех, кто давно обречен, ты должен убить всех, — сказал силуэт. — Разом. Быстро. Поверь мне, ты сделаешь им огромное одолжение. Родители больше не увидят смерть своих детей, а молодые не познают горький вкус безнадеги. Неужели тебе хочется увидеть тот момент, когда демоны вновь попадут в Имзунгер и начнут терзать малышей, выедать плоть женщин, сминать черепушки мужчин? Спаси их всех от страшной смерти!

— Нет.

— Признайся, ты любишь жестокость! Любишь, когда другие страдают, истекают кровью и умоляют им помочь! Возбуждаешься, да?

— Уйди прочь.

— В любом случае…

— Я сказал: уйди прочь! — крикнул я столь сильно, что задрожал стол.

Повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь треском фитиля свечи и моим тяжелым дыханием. Фигура исчезла, растворилась во тьме.

Я остался один.

Холод камней обжигает ладони и пальцы. Горный ветер налетает сильными порывами и едва не скидывает с верхушки врат Имзунгера. Из-за него слезятся глаза, но все равно приходится всматриваться вдаль. Релин и несколько воинов кутаются в плащи, зябко ежатся. Иногда тишину нарушает чье-нибудь витиеватое проклятие да бряцанье доспехов.