Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— Ты уверен? — спросил Релин. — Нам не стоит опасаться?

— Будь мы за воротами, то пришлось бы туго — разодрали бы в клочья. Но здесь, в обители… Мы в безопасности. Ты никогда раньше не видел подобное?

— Нет.

— Если спуститься с гор, то орущие черепа встречаются гораздо чаще, чем выжившие люди, — пошутил я. — Стоит к ним подойти вплотную, как тебя разрежут на куски эти черные точки, похожие на мух. Я пару раз от них умирал — лучше сдохнуть в кислотном озере, поверьте. Но на безопасном расстоянии нам ничего не грозит.

— А в разведку как пойдем, мастер? — уточнил помощник-геометрист.

— Спустимся с противоположной стороны обители — по отвесной скалистой стене, — я посмотрел на Релина, обратился к нему: — Вели сегодня людям спать в одном помещении. Нельзя допустить, чтобы вновь кто-нибудь погиб. Нас и так очень мало.

Релин кивнул. Я же еще раз окинул горную долину под нами, остановил взор на циклопическом гиганте, пытающемся тщетно отломить руками-ковшами каменные пики, на дороге из костей и черепов, на чернильных монументах, на сидящих на них тварях с костяными посохами, попытался осознать или ощутить опасность. Но — ничего. Внутри нет отклика. А значит, остается только довериться чутью и пойти к себе — вусмерть напиться.

Кровавый дождь заметно усилился, хлещущие струи ударили в лицо, проникли под плащ, поэтому я отпустил руки с гранитного парапета, бросил Релину, что мне необходимо передохнуть, и зашагал по ступеням лестницы вниз, уже мысленно представляя, как хмельная настойка согреет меня…

— Убей их всех, — в тысячный раз предложил силуэт в темном углу покоев.

— Сожри свой член, — сказал. Язык немного заплетается, по телу расползается приятное теплое онемение, глаза полуприкрыты. Еще чуть-чуть — и завалюсь спать.

— Но ты же знаешь, что я прав. Что выхода нет. Что обитель окружена. Сделай людям одолжение: пусть они умрут от твоей руки, а не от клыков или когтей тварей.

— Ну разумеется…

Выделяющаяся на фоне тьмы тень пошла рябью, чуть увеличилась, словно сделала шаг ко мне. Игнорируя её, я залпом влил в себя половину глиняного стакана, сморщился от жгучего кислого привкуса и блаженно откинулся на спинку стула, тот подо мной скрипнул.

— Ты лучше меня знаешь, как устроен нынешний мир, — вкрадчивым голосом заметила фигура. — После атаки чудовищ все обитатели Имзунгера не умрут в прямом смысле этого слова. Их души навечно останутся в этом мире и будут страдать. Превратятся в живую глину богов. Ты готов на подобное? Даже Релина, возможно, ждут неприятности.

— Подумать только: выдуманный фантом пытается учить разуму! Сгинь!

— Хорошо, игнорируй меня и дальше. Но тогда расскажи обо мне главному! Почему ты скрываешь?

— У него и без того проблем хватает. А с моими выдумками, рожденными в пьяном бреду, я справлюсь как-нибудь сам.

— Другие выдумки уже стоят перед вашими стенами, бессмертный. И отмахнуться от них, как от меня, не получится.

— Дай мне спокойно нажраться, уродец! Разговор на сегодня окончен!

Тень послушала меня — и скрылась. Я остался один.

Твари сплошным ковром покрывают дорогу внизу — нам не пройти. Клацают массивными челюстями, мотают непомерно большими головами, взрыхляют длинными когтистыми пальцами каменное крошево под ногами. Они отдаленно напоминают детей — горбатых, искореженных детей. Дело в их лицах с маленькими носами, толстыми губами, пухлыми щеками и круглыми, ничего непонимающими глазами — как у младенцев.

Я жестами отдал команду свернуть с дороги влево, в узкий черный проход между двумя горными выступами. Люди беспрекословно послушали меня и, пригибаясь, стараясь двигаться как можно бесшумнее, скрылись в тенях.

В алых небесах парит дом. Самая обыкновенная одноэтажная халупа, которую раньше можно было увидеть в любой деревне или в бедном районе любого города. Глиняные стены, покосившиеся окна, крытая соломой крыша. Вот только одного взгляда на этот дом достаточно, чтобы застыть в страхе, чтобы сердце учащенно забилось в груди, чтобы ужас ледяной хваткой стиснул кишки. Само его существование сковывает сознание. Даже мне неуютно, когда ложится его тень.

С колько идиотов верит в эту чушь, если реальность подстраивается поднас?

Приходится идти боком, так как проход в горе сужается, каменные выступы царапают грудь и лопатки. Воздух затхлый, нечистый, пропитанный нечистотами, гадко дышать, кожа словно покрывается слизью. Но вот мы оказались на открытой местности; одна из бесчисленных дорожек Имзунгера ведет с вершины вниз — в долину. Я и остальные прижались к валунам, пригнулись, опасливо огляделись.

Словно из ниоткуда поползли клубы сизого тумана. Мы не успели опомниться, как нас пожрала пелена. Видимость упала до трех-четырех шагов; тишина усилилась, теперь каждый звук раздается противоестественно громко — режет слух; одежда пропиталась холодной влагой.

Я застыл в нерешительности. Люди в ожидании окружили меня — в основном наш разношерстные отряд состоит из бывших геометристов. Лишь двое из личной охраны Релина. Татуированные лица повернуты в мою сторону. Никто не выказывает страха или паники, но ладони большинства лежат на эфесах поясных мечей.

Возвращаемся домой? Или двигаемся дальше?

Я стиснул челюсти. Сизая мгла поглотила каменные пики вокруг, скрыла окружающие горы. Весь мир ужался до крохотного клочка земли. На валунах заблестели миниатюрными звездами капли.

Похоже, ответ очевиден — необходимо поворачивать назад.

Однако в тот же миг из молочной пелены вывалилась худощавая фигура, укутанная в теплый плащ. Лицо её скрывается в капюшоне, ладони и пальцы — в длинных рукавах. Она упала на колени, подняла небольшое облачко пыли, принялась причитать.

Мои люди оголили клинки — звон вынимаемого железа громким эхом прокатился по округе. Я же лишь сжался, предчувствуя плохое.

Фигура продолжает что-то неразборчиво шептать.Голос её тихий, грубый. Мой взгляд выхватывает многочисленные заплаты на плаще, давным-давно потерявшем свой цвет. Одежда — холщовая рубашка, дырявые штаны, кожаные сапоги до колен — старая, пыльная, будто просвечивающаяся. Инстинкты кричат об опасности, когда смотрю на незнакомца. Подойти к нему — значит, запятнать себя до скончания времен. Уйти от него — проклясть свою душу.

А потому только остается стоять и ждать.

Фигура быстрым, резким движением рук скинула с себя капюшон. И глазам предстало бесформенное, ужасающее лицо. С него стекают капли плоти, повисают длинными нитями на подбородке. Ни глаз, ни рта, ни носа. Так выглядит плавящаяся на огне свеча.

Теперь нам не уйти.

Уродец направил руку на одного из геометристов, и в то же мгновение с его пальцев и ладони ударил поток жидкой плоти. Боец попросту не успел среагировать: его с ног до головы заволокла мерзкая гадость, с чавканьем облепила лицо. Он даже не смог закричать — рухнул на землю, как подкошенный, откинул меч и попытался снять с себя пульсирующие, бесформенные сгустки. Из рукава фигуры выстрелило щупальце, обхватило страдающего геометриста и молниеносно потащило в свою сторону.