Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Один из геометристов-стражей повернул голову в мою сторону, мой клинок тут же оставил на его шее длинный кровавый росчерк. Тот вздрогнул — брови сошлись на переносице, — непонимающе посмотрел на меня. А затем его колени подогнулись, тело повалилось на плиты.

Я бросился в атаку, закрутился юлой. Тишину нарушили крики. Зазвенело железо, омерзительно зачавкало. Всего за несколько мгновений под моими ногами растянулись десять мертвецов. Меч с легкостью отбивает сонные выпады, находит бреши в обороне, вспарывает глотки, пронзает глазницы, отрезает головы.

— Ты обезумел! — донесся до меня страшный крик Релина.

Главнокомандующий выхватил из ножен палаш и побежал в мою сторону. На выпады, финты и отскоки нет времени, а потому я сразу же обрушил на него град ударов, пытаясь победить силой и напором. Все стражи мертвы и не представляют никакой угрозы — никто не вгонит мне в спину копье. Наши мечи лязгают, выбивая ослепительные искры. Релин начал отступать. Его лицо покрылось бисеринками пота, губы сжались, на скулах заиграли желваки. Когда он наконец допустил первую ошибку — открыл корпус, — я срубил его кисть с палашом, а потом по эфес вогнал сталь под ребра.

Мы оба так и застыли, глядя в глаза друг другу.

— Прости, у меня нет выбора, — сказал я. — Я должен спасти души людей. Больше нельзя тянуть.

Он попытался что-то возразить, но закашлялся кровью. Его глаза помутнели, мышцы лица разгладились. Тело навалилось на меня, я подхватил его и бережно положил на каменные плиты. Клинок вытаскивать не стал.

— Я не Хен, — забормотал. — У меня есть причина, да. Никто не понимает, никто! Тень права — спасения нет. Род людской обречен — твари повсюду! Надо остановить, пока еще есть возможность. Есть возможность… Есть возможность… — Мысли путаются в голове, но не даю себе замолкнуть. — Мир сей от сотворения на плечах гигантов лежит. И я — один из тех гигантов. Не позволю! Не дам! Из земли сырой полезут мертвецы — души живых для них точно глина. Я… В руках моих — спасение. И боли больше не будет. Запрещу из голов глупых. Тень права. Откровение на меня снизошло.

Несмотря на усиливающуюся боль в затылке, я собрал возле погибших четыре копья, вернулся к Релину и пригвоздил его к плитам — так, чтобы не смог быстро подняться. Одно копье — в живот, два других — в предплечья, последнее — в распахнутый рот.

Против воли взор замер на горной долине, раскинувшейся перед обителью. Чудовища не двигаются, застыли, точно гранитные изваяния. Но костлявые морды повернуты в мою сторону. Выжидают, твари. Разве только возле черных монументов шевелятся фигуры в плащах.

Мне надо торопиться.

— Место это проклято, — сказал. Собственный голос показался чужим, хриплым. Очень сильно напоминает голос тени. — Разумеется, напоминает. Ведь я её придумал, хе-хе-хе!

Я обернулся к открытому двору обители, вскинул руки и сосредоточился. По кистям прокатились горячие волны, с губ сами собой стали срываться нужные слова заклинания. Воздух вокруг меня словно нехотя завибрировал, задрожал; над головой соткались призрачные иероглифы, принялись едва слышно шипеть и кружиться. Сила, дремавшая во мне многие месяцы, не находившая выход, захватила тело, мощными потоками заструилась по кровеносным сосудам, сдавила сердце, грудную клетку. Я с трудом сдерживаю её, пытаюсь вогнать её в рамки собственных парадигм и смыслов. Она — как дикий зверь, попавший в силки. Она — не желает поддаваться контролю.

Над крышами зданий замигали разноцветные огоньки, похожие на звезды, на рассыпанную алмазную крошку. Испуская слабое дрожащее свечение, они издают едва слышный треск — с таким звуком рвется бумага под пальцами. С каждым ударом сердца их становится всё больше и больше — и вот над крепостью переливается целое облако колких точек. Из земли на каменные стены лезут густые тени, вытягивают худые черные лапы. Взгляд выхватывает разнообразные силуэты человекоподобных существ с длинными ногами-спицами, рогатыми головами, вытянутыми шеями и жадно раззявленными пастями. Под едва различимый треск искусственных звезд тени лезут во все открытые проемы — в распахнутые окна, двери, щербатые дыры между массивными блоками.

— Прах к праху, — зашептал я. — У всякого живого должен быть единый конец — смерть. Плоть существует благодаря духу, и без оного она становится гнилью, кормом для червей или пламени. Бремя на мне тяжкое, бремя нечеловеческое. Но я справлюсь. Прочь сомнения! Идите вон из моей головы! Вам не свести меня с ума… не свести… не свести…

Из раскрытых ладоней тянутся к небесам тоненькие энергетические нити. С каждым выдохом из легких вырываются золотистые облачка, которые тут же осыпаются на землю мириадами искр. Кружащие иероглифы налиты колдовством, дрожат, вибрируют от переполняющей их силы. Под моим напором реальность всё больше поддается, становится мягкой, податливой, как глина — делай с ней, что пожелаешь.

Перед зданиями из пустоты материализовались черепа. Они, оставляя за собой шлейфы магической энергии, похожие на развевающиеся шелковые платки, принялись летать, кружить возле пляшущих теней на стенах. Некоторые из них заклацали челюстями, полными острых треугольных зубов, некоторые принялись издавать протяжные вопли.

В ответ обитель молчит, словно все люди внутри умерли. В окнах царит чернильная пустота. Мое сердце размеренно ударило раз, другой, третий. Ожидание отдалось болью в солнечном сплетении. Миг — и массивные двустворчатые двери крепости с грохотом распахнулись. На ступени упал мужчина; его крик эхом разнесся по внутреннему двору. Тщедушное, сгорбленное тело тут же вспыхнуло зеленым колдовским пламенем, исчезло в нем, сохранив лишь смутный силуэт. Огонь ударил высоко вверх, коснулся ската крыши и зачадил густым жирным дымом.

— Прости меня, — зашептал я, дрожа от страха и изливающейся из меня силы. — Я сей гигант, на плечах которого лежит мир…

Из обители высыпают с воплями люди, загораются, точно облитые с ног до головы смолой. Мое колдовство скручивает их, заставляет лопаться сосуды и глаза, покрывает кожу жгучей черной паутиной. Летающие черепа бросаются на толпу, валят с ног, высасывают жизненную силу. Боль — это очищение. Пламя — есть врата в мое царство пустоты и юдоли.

— …твари за стеной ждут. Слышите их вопли? Нам необходимо поспешить. Склоните колени, дети мои…

Огонь ревущим хаосом объял практически весь внутренний двор. Он не причиняет вреда домам, каменным стенам и деревянным конструкциям, не оставляет никаких следов. Что нельзя сказать о людях — их плоть, точно воск, стекает с лиц, рук и ног, оголяя кости. Страшные вопли прокатываются по Имзунгеру. Кто-то в считанные мгновения распался на части в магическом огне, кто-то стал преображаться, обрастать лишними конечностями и наростами, кто-то столкнулся с таким же несчастным и соединился с ним, превратился в единый бесформенный ком, а кто-то умер под натиском голодных летающих черепов.