Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Я склонил голову, бросил:

— Прошел всего день.

— Долго собираешься заниматься самообманом, бессмертный?

— О, этим искусством я овладел в совершенстве.

— Релин не показывает, но он в гневе. Он ненавидит тебя. Ты даже не попытался никого спасти — просто сбежал как трус. Но в отличие от главнокомандующего я считаю иначе. Ты понимаешь, что все бессмысленно. Нас рано или поздно перебьют. Люди обречены.

— И потому я должен их убить?

— Спасти их души, бессмертный. Это единственный выход. Суровые времена требуют суровых мер. Ну как же ты не понимаешь — прежней морали нет. Больше не существует ни добра, ни зла. Старые парадигмы порождают лишь чудовищ. Стань иным. Переродись. Освободи людей!

— Ты зря стараешься, демон.

Тень растворилась во мраке комнаты.

На следующее утро обитель скосила неизвестная хворь. Треть людей покрылась черными бубонами и больше не могла подняться. Страшные крики прокатывались по коридорам. Лекари ходили от одного больного к другому, однако не знали, что делать. В ход шли настойки, кровопускания и молитвы — ничего не помогало. В воздухе витал смрад ужаса. Релин велел проверить склады с едой, его люди пересмотрели все мешки с мукой, заглянули в каждый ящик с овощами, но ничего подозрительного не нашли. Стали ходить разговоры о проклятии.

Неприятности на хворях не закончились. В каждом зеркале обители появились омерзительные морды тварей, один вид которых вызывал оторопь. Они кривились, хохотали без единого звука и пальцами подзывали к себе. Из стен потекла кровь — залила покои, а от тяжелого смрада пришлось открыть окна, хотя погода стояла холодная.

Боясь остаться наедине с тенью, я помогал убираться, сидел с больными и выносил горшки. После неудачной вылазки находился в подавленном состоянии.

Когда дел немного поубавилось, я залез на верхушку врат и стал наблюдать за горной долиной. Тешил себя иллюзиями, что, возможно, кто-нибудь из геометристов вернется. Дежурящие воины ничего мне не говорили, но в их глазах сквозила ненависть. Они сторонились меня.

Тварей за стеной стало больше; на дороге уже яблоку негде было упасть — везде копошились, скреблись, рычали, стонали уродцы. Они прямо на глазах возникали из костей, покрывались поблескивающей слизью, ощетинивались иглами. Увеличилось и число черных монолитов в горах. Воздух вокруг них искрился, расползался энергетическими щупальцами. Раскачивались из стороны в сторону закутанные в длинные грязные плащи человекоподобные фигуры, трясли посохами.

Я тяжело вздыхал, пытался прогнать из головы слова тени, но они вновь и вновь возвращались, всё настойчиво гудели, требовали прислушаться к ним. Они обрасталисмыслом и логикой. Мне становилось чуть легче, когда на ворота поднимался Релин, вставал рядом со мной и смотрел вдаль. Мы с ним практически не разговаривали после того, как я вернулся с вылазки. Возможно, он действительно меня ненавидел, как говорила чернильная фигура. Не знаю.

— Будущее обещать быть мрачным, бессмертный.

— Пожалуйста, уйди. Хватит мучить меня!

— Ты знаешь, что нужно сделать. Освободи людей. Я забочусь об их душах…

— Нет, я не могу. Нет. Нет. Хотя некоторые из них уже больны… Нет. Ты намеренно пытаешься запутать меня… Нет. Я… Я запутался.

— Тебе необходим отдых. Выпей немного, а потом ложись. Обещаю, эта ночь станет спокойной.

— Я… Я… Я…

На второй день заболевшие начали умирать. Их тяжелым зловонием пропитались даже гранитные стены обители. Трупы складывали штабелями в коридорах. Я смотрел на них и не понимал, как за столь короткий срок все эти люди превратились в нечто омерзительное, почерневшее, съежившееся. Мы будто выносили обугленных детей. Проклятие тварей за стеной не давало никаких шансов выжить. Мужчины и женщины, старики и подростки — между ними не было разницы. Смерть уравняла их, сделала похожими друг на друга.

Ближе к ночи тела вынесли на улицу и сожгли. Костер поднимался до небес, клубы черного дыма ветер уносил в сторону чудовищ — и те, радуясь смерти, выли, гудели, хохотали. Люди же горбились от тяжести выпавших переживаний; на лицах отражался страх. Релин и вовсе в какой-то момент не выдержал и ушел к себе. Я до утра взял командование: приказал накинуть на все зеркальные поверхности в обители тканевые занавеси, закрыть входы в те места, где стены кровоточили, хорошенько почистить покои, в которых лежали заболевшие. Пытался довести себя до изнеможения, чтобы вернуться к себе и заснуть мертвецким сном. Мысли путались. Чем больше я работал, тем навязчивее звучал голос тени.

Освободить. Спасти. Освободить. Спасти…

— Смерть близка, — сказала высокая фигура в тенях. Её голос стал низким, грубым, шершавым. — Я чую её. Вся обитель в огромной опасности. Скоро всё уже закончится — окончательно, бесповоротно. Ты принял решение, бессмертный?

— Я… Я не могу, демон…

— Ты стараешься ради людей. Я знаю. Я чувствую. На тебе большая ответственность. Не подведи их. Чудовища не оставят от нежных, мягких душ ни лоскута. Страдания будут вечными. Нельзя допустить подобного. Только великий человек способен на освобождение.

— Сон. Мне необходим хороший сон…

— Если не ты, то кто?

Я вышел на улицу ранним утром. Башни, здания, скульптура молящегося геометриста — все тонет в тенях. Взгляду не за что зацепиться — вокруг царство серого и черного. Прочие цвета вымерли, усохли. Слабый ветер поднимает к небесам лепестки пепла; центральную площадь занимает гора сожженных тел. Стоит абсолютная тишина, не нарушаемая даже воплями чудовищ. Мое дыхание — самый громкий звук. Запах гари щекочет ноздри, забивает глотку. На вершине ворот чернеют сгорбленные силуэты дежурящих воинов. Среди них выделяется худощавая фигура Релина.

Что ж, тем проще.

Я направился к ним — зашагал медленно, неспешно. Бряцают кольца доспеха, спрятанного под теплыми шерстяными одеждами; длинные полы плаща тянутся за мной, шуршат о камушки и песок. Накинутый на голову глубокий капюшон дает ложное ощущение уверенности. Оголенный меч тянет левую руку; его эфес приятно покалывает ладони и пальцы.

В самой густой тени кузни блестят две колкие точки — человекоподобная фигура провожает меня взглядом. До ушей долетает её едва слышный неразборчивый шепот. Неестественно длинные пальцы чертят в воздухе священный знак, каким раньше — еще до Откровения — обычный люд отгонял злую силу.

Я заставил себя не смотреть в сторону искусителя, внимание сконцентрировалось на воинах, дежурящих на воротах, — они моя цель. Лестница до них кажется бесконечной, время замедляет бег, тянется, как горячая смола. Одна ступень следует за другой — и снова, и снова, и снова. Привычный мир остается в прошлом, распадается на миллионы пепельных лепестков — без права на возвращение, сжигая все мосты за спиной. Решение принято.