Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Пустынник прервал монолог архимага, заявил, направляясь к своим:

— Нам пора, Певцы. Наши люди уже собрались.

И действительно: все приготовления закончены, колдуны неуверенно сидят в седлах лошадей, держат ремни поводов, кочевники щерят рты в ехидных улыбках — они-то с раннего детства учатся верховой езде. Шум, гам.

Ренай, несмотря на высушенную черную руку, легко вскочил на коня и теперь смотрит на своего господина. В его глубоко запавших глазах будто бы пляшут смешинки.

Попрощавшись с архимагом, Найват мысленно пожелал себе удачи, незаметно для остальных отсыпал бодрящих листьев пламя-травы и закинул в рот, пытаясь прогнать сонную одурь. Затем запустил ногу в стремя и взгромоздился на лошадь; та недовольно фыркнула под его весом.

Тяжелые ворота обители протяжно распахнулись. Впереди показалась широкая дорога, ведущая вдоль крепеньких домов деревни.

И уже вскоре он и его маги в подчинении поскакали за кочевниками — в сторону Великой пустыни.

Вездесущее, раскаленное добела, солнце-око парит над их головами — на такой жаре может расплавиться даже бронзовый доспех. И, как назло, ни одной тучки. В последний раз дождь шел четырнадцать или шестнадцать дней назад. Земля под ногами растрескалась, покрылась старческими морщинами. Вокруг лишь бескрайняя Костяная степь — ни кустов, ни деревцев. Даже трава здесь растет какая-то блеклая, серая, худосочная — наступи и сломаешь, точно тонкую куриную кость. Небо поблекло, хоть и отдает синевой, но эта синева мертвая, темная, точно венозная кровь. Из мира исчезли краски, оставив только все оттенки пепельного, серого и черного.

— Щас бы взгромоздиться на повозку да блаженно ножки свесить, — заявил Рыжий, смахнув тыльной стороной ладони пот со лба. — А то уже какой стадий дорогу топчем — всё конца и краю нет. Вон сколько с нами торговцев, магов, фуражиров и прочих прохиндеев едет. Хоть бы кто пустил к себе чуть отдохнуть.

— Мы люди простые, — лениво сказал Мирт. — Нам не положено. Был бы ты сыном эвпатрида, то да, тогда бы горя не знал. Правда, есть еще один способ, как улучшить себе жизнь, но, думаю, тебе он не очень понравится.

Хен поправил тяжелую заплечную сумку с доспехами, достал из-за пояса флягу и сделал несколько глотков теплой горьковатой воды. Хитон пропитался потом насквозь, мерзко прилипает к телу, несет старым козлом.

— Это какой? — настороженно спросил Рыжий.

— Ну, купи у торговца немного оливкового масла, потом разотри им ягодицы, да одно место не забудь тщательно смазать. И прошвырнись возле повозчиков, предложи им ночь-другую. Думаю, они после оказанных услуг будут не против тебя покатать. Среди богатеев полно любителей мужчин!

Идущие рядом солдаты принялись прятать намечающиеся улыбки за сжатыми кулаками, кто-то кашлянул и сплюнул под ноги. Засмеяться в открытую никто не рискнул — шутка довольно грубая, Рыжий может неправильно понять.

Тот захохотал.

— У меня будет смешное прозвище! — сказал он. — Сладкая Попка или Мастер Дупло. Правда, староват я для таких дел, обычно богатеи мальцов предпочитают. Да и не знаток я мужской любви! Мало ли сделаю что не так? Или слишком сильно напрягу ягодицы в самый ответственный момент и…

— Избавь нас от подробностей, — отмахнулся Вырви Глаз. За долгие дни перехода по степи он стал заметно хромать.

— Поддерживаю, — поддакнул Толстяк.

— Пусть тогда Болтун одну их своих историй расскажет! — заявил Рыжий.

Хен вздохнул, поправил лямки сумки и замотал головой.

— Не, на такой жарище мысли не собрать в кучку, парни. Говорить — и то лень.

Рыжий наклонился к нему, потрогал пальцами его затылок, недоуменно сказал:

— Точно тебе макушку напекло! Первый раз вижу, чтобы ты трепаться не захотел.

— Да не лезь к парню! — ударил его в бок Мирт. — Лучше скажи: сколько раз люди в твоем захолустье Великому Баамону молятся? Неужели и правда только перед сном? Вы же богохульники! Потому-то в ваших краях и пшеница не растет, и реки пересыхают. Ни один бог не потерпит к себе такого отношения!

Хен провел тыльной стороной ладони по губам.

От клубов пыли, поднимаемых тысячами пар ног, стоит плотная серая завеса, на зубах скрипит песок, дерет горло и щиплет глаза. Спереди и сзади, слева и справа тащатся усталые, измученные воины. Кто-то едва переставляет ноги, тупо пялится в одну точку перед собой, кто-то молчаливо бросает в рот листья огонь-травы. Море человеческих тел, сопровождаемое самыми разнообразными звуками — звоном доспехов, скрипом кожаных сандалий, несмазанных колес повозок, унылыми криками командиров и ржаньем лошадей.

— Может, мы и недостаточно много колени преклоняем перед верховным богом, однако веру показываем действиями, а не пустыми словами, — сказал Рыжий.

Он, Мирт, Лысый и Вор идут бодрее многих. Кажется, им нипочем ни испепеляющее солнце, ни вечная жажда, ни долгий изнурительный поход. А темный бронзовый загар придает всей четверке особый вид. Когда кто-то из них растягивает губы в улыбке, зубы напоминают жемчужины.

— Это какими действиями? — спросил бывший капитан.

— Мы делимся самым ценным — своей кровью, — ответил Рыжий. — У нас каждый месяц есть особые дни, когда мы всей деревней собираемся вокруг менгира и надрезаем себе запястья. Старики, дети, женщины — все участвуют. Иногда закапываем на святых местах головные обручи — так Баамон видит, как мы уважаем и любим его. Вы, живущие у моря, так не делаете. Только попусту сотрясаете воздух.

— А ты бы у меня погостил, мозги бы вправились. Еще наши старые волхвы рассказывали про то, как важны молитвы богам. Они у них вроде еды.

— Волхвы?

— Молитвы, пекло тебя задери! — все больше стал распаляться Мирт. — Что Баамону твоя жиденькая кровь? Да и как к нему она попадает, если ты все в землю выливаешь? Нет, глупостями занимаетесь, таково мое мнение. Истинный геткормеец должен ранним утром, днем и перед сном священные слова произносить!

Хен обернулся. Воины широкой вереницей тянутся до самого горизонта. Порой кажется, будто они занимают всю Костяную степь. Интересно, сколько Царь собрал людей? Сто тысяч? Миллион? За две больших трехмесячных остановки у озера Плача в армию влилось огромное количество новобранцев и ветеранов. Некоторые из них выглядят совсем дико — носят высушенные человеческие и песьи головы на поясах, отращивают длинные заплетенные косицы, дымят костяными трубками.

— Вот ты вроде и похож на нормального, а выясняется — нет, вообще чужак какой-то! — воскликнул Рыжий. — Может, ты и не из Геткормеи? То-то гляжу, как у тебя борода переливается необычно, ты ж её маслом обтираешь, точно оранешец вшивенький! И усишки такие… странные! Вот если я их начну отращивать, то вырастут настоящие дебри — не то что у тебя!