Гэв Торп - Время Легенд: История Раскола

Служанка с длинными светлыми волосами, заплетенными в одну косу, спускающуюся по ее спине, подошла к столу, и Каратриль заказал бутылку своего любимого вина. Аэренис попросил воды.

— Я вчера вечером слушал трактат Хитреира из циников, — сказал Халинир. — Он выступал на Сапфировой площади. — Он был немного сентиментален, если вы спросите меня, но, казалось, толпе понравились все эти рассуждения об Аэнарионе и подобном. Опять же, Хитреир всегда пользуется популярностью за происхождение.

— Мне понравились его «Размышления лотернского торговца», — сказал Фитурен с дальнего конца стола. — Конечно, это было до возвращения Малекита. Его юмор существенно изменился, и мне не нравятся некоторые темные образы, которые он теперь использует в своих произведениях. Кажется, в последние годы он все больше и больше погружается в собственные беды. Когда иногда он стоит там и жалуется на Опаловой площади, можно подумать, он был единственным эльфом в Лотерне с тревогами и заботами.

— Достаточно того, что мы должны иметь дело с этими проклятыми культами, когда на службе, я не хочу слышать о них бесконечно, когда откладываю свое копье, — сказал Миртреир. — Князь издает воззвание за воззванием, и всё же есть те, кто достаточно слеп, чтобы стекаться к этим демагогам и агитаторов. Всего пять дней назад мы нашли притон атартистов, выдававших себя за гильдию вышивальщиц в Каллхане. Я вам скажу, когда мы обнаружили, что они изображали своими шипами, это вызвало мурашки на спине. Вы не поверите, одна из них чуть не выткнула мне глаз своими ногтями.

— Вы их выслали? — спросил Аэренис.

— Конечно, да, — ответил Фитурен. — Пока князь не прикажет иначе, мы отправляем их под конвоем в Амил Аннаниан. Я слышал, что сегодня утром ушел еще один корабль, с почти двумя сотнями развращенных душ на борту. Более пятидесяти намеревались стать жрецами Эрет Кхиаль.

— Если это означает, что мы не прольем так много крови, как могли бы, тогда я не вижу в этом вреда, — сказал Аэренис.

— Они кажутся достаточно покорными, попав в плен, — сказал Миртреир.

— Большинство из них обычные люди, — сказал Аэренис. — Некоторые просто хотят ответов, или спасения, или сочувствия. Со своей стороны, я не вижу вреда в большой части того, что они делают. В Нагарите, я слышал, есть кровавые жертвоприношения и все виды зверства, но здесь, в Лотерне, большинство из тех, которых мы задерживаем, не более чем потерянные души, ищущие путь.

— Их деятельность запрещена, даже если они непосредственно не вредят другим, — сказал Миртреир.

— Но почему они запрещены? — спросил спокойно Аэренис. Служанка вернулась с напитками, и Аэренис сделал глоток воды, прежде чем продолжить. — Князь и его совет решили, что стихи и постановки Хитреира могут звучать, пока выпускают декреты против писателей, таких как Элрондир и Хитреир, считая мятежными и опасными. Пять лет назад Элрондир был придворным поэтом князя Харадрина, теперь он в бегах.

Каратриль уже привык к мрачному настроению Аэрениса, с тех пор как вернулся в Лотерн. Это был город, который, как он обнаружил, безвозвратно измененный предательством князя Аэлтерина и смертью князя Харадрина, но даже сейчас среди гвардейце и дворян были те, кто отказывались признавать опасность, исходящую от темных культов.

Слухи и шепот настаивали, что Харадрин каким-то образом обманул Аэлтерина, и это было теми утверждениями заговорщиков, на которые сейчас ссылался Аэренис. Каратриль много раз говорил со своим другом о том, как погиб Аэлтерин, и он знал, что это все еще преследовало Аэрениса, также как и смерть подруги его сестры, Гларониель. Князь сжег себя заживо вместе со своими находящимися бес сознания последователями, и ужасная сцена все еще преследовала всех, кто были ее свидетелями. Хотя Аэренис никогда не признавался в этом, Каратрилю было очевидно, что его спутник питал чувства к девушке, которую он упоминал; чувства, которые, возможно, он никогда не выражал ей, пока она была жива.

Теперь сердце Аэрениса охладело, он с течением времени все больше погружался в свое горе. Он больше не шутил с хорошим юмором и смеялся только от горечи. Его компания была редкостью, поскольку он проводил большую часть своего свободного времени в собственных рассуждениях; Каратриль никогда не оскорблял своего друга, слишком глубоко выспрашивая о том, где он скрывался в течение многих дней подряд.

Погрузившись в размышления, Каратриль не понял, что к нему обратился Миртреир.

— Каратриль? — сказал королевский гвардеец.

— Прости, мои мысли, как горные орлы, витали в другом месте, — сказал Каратриль, бросив взгляд на Аэрениса. Если его друг вспомнил тот старый разговор, он не показывал этого, а молча смотрел в свой бокал.

— Я спросил, участвует ли Сапфировая Кампания в завтрашней экспедиции в горы, — сказал Миртреир.

— Да, я веду отряд на Хал Ментеон, чтобы встретиться с капитаном Фиртрилом из Рубиновой Кампании, — сказал Каратриль.

— Хал Ментеон? — спросил Аэренис резко. — Раньше ты об этом не упоминал.

— К чему беспокойство? — сказал Каратриль.

— Это город, где живет моя сестра, — объяснил Аэренис. — Надеюсь, она в безопасности.

— Мы собираем у Хал Ментеона, но наше задание ведет нас внутрь страны к горам, где-то близко к Анулли Кайт на границе Каледора, — заверил своего друга Каратриль. — Я уверен, что в городе все в порядке, иначе бы мы услышали от Фиртрила.

— Да, ты, вероятно, прав, — пробормотал Аэренис, возвращая свой взгляд к воде.

Каратриль допил свой бокал вина и налил еще один, вслушиваясь в разговор остальных, время от времени кивая в знак согласия или улыбаясь остроумному замечанию. Незадолго до сумерек Аэренис извинился, и хотя Каратриль беспокоился о своем друге, он был рад, что его настроение улучшилось с уходом его сурового спутника. Как часто случалось в эти дни, разговор в конечном счете крутился вокруг предмета Нагарита.

— Я слышал от крейсианского купца, что армия Анара осаждена в цитадели Каутис, прямо к западу от Прохода Грифона, — сказал Халинир.

— Это старые новости, — усмехнулся Миртреир. — Борьба наггароти с наггароти не может быть плоха для нас. Я не знаю, почему князь так волнуется. Нагарит — самый далекий от Эатана. Они не могут прокрасться через Тиранок и Эллирион, чтобы напасть на нас без предупреждения, не так ли?

Каратриль молчал. Он встречал Алит Анара и чувствовал некоторую симпатию к тем наггароти, все еще верным трону Феникса. Какова бы ни была судьба грядущей войны, Каратриль в глубине души знал, что Анар будет навсегда в тисках своих привязанностей. Он был благодарен, что они выступали против Морати. Миртреир был прав насчет одной вещи: Лотерн был так далек от боевых действий, как была, вероятно, Каратрилю недоступна отправка в колонии.