Гэв Торп - Время Легенд: История Раскола

Их сопротивление было вызвано ревностью. Узурпатор, Бел Шанаар, ухаживал за Имриком, как за породистым жеребцом, хотя на самом деле он был не более чем медленным мулом. Другие князья были слепы к правде шепотом Бел Шанаара. Когда будут представлены доказательства принятия Азурианом Малекита, они увидят сквозь ложь, сотканную каледорцем и его сторонниками. Возможно, даже Имрик преклонит колено, как это снисходительно сделал Малекит у ног Бел Шанаара.

Полог вокруг кровати зашевелился, и над ним склонилась Морати. Малекит попытался подняться, чтобы поцеловать ее в щеку, но тело его подвело. Спазм боли вдоль позвоночника удержал его под одеялом, как будто на него лежала огромная тяжесть. Его рот искривил оскал боли.

— Подожди, мой прекрасный сын, — сказала Морати, положив руку на его лоб. — У меня есть кое-кто, кого ты должен поприветствовать.

Истощенный эльф приблизился к матери Малекита, лицо его было почти белым, глаза блеклыми и невидящими, хотя они смотрели на князя.

— Приветствую вас, ваше величество, — сказал он. — Я Хотек.

Память об этом имени всплыла сквозь огонь в разуме Малекита. Жрец Ваула. Тот, кто возродит его. Если он был здесь, это означало…

— Все готово? — сказал Малекит, и голос его зазвенел от радости. — Время пришло?

— Пока нет, — сказала Морати. — Каледор прогнал Хотека из его святилища, и он пришел в Анлек, чтобы закончить свою работу.

— Задержка, потеря святилища добавит, может быть, только год к моим трудам, — сказал жрец. — Да, я уверен в этом. Еще четыре года, и работа будет выполнена.

Четыре года? Эта перспектива заставила пламя бушевать в мыслях Малекита. Еще четыре года заточения в этой оболочке тела. Еще четыре года видеть, что его армии уничтожались, а его королевство низвергнуто. Почему мучения должны продолжаться?

В покоях внизу эльфы, бродившие по дворцу, остановились, услышав пронзительный крик агонии и горя, раздавшийся в комнатах и коридорах. Пожав плечами, думая, что Морати мучит какую-то новую жертву ради замысла или удовольствия, они продолжили свою работу, не задумываясь.

Глядя на кончики пальцев, Иллианит подумала, не расползлось ли черное пятно со вчерашнего дня. Ногти у нее были совершенно черные, а плоть на кончиках пальцев темнела серым, нечувствительная, когда постукивала ими по тонкому лезвию кинжала. Ее беспокоили не только пальцы — что-то сидело у нее в животе, злобное существо, которое, казалось, питалось от нее, истощая ее силу и дух. Только темная магия сохраняла его подавленным, и только темная магия сдерживала некроз, ползущий по ее пальцам.

Жертва с кляпом во рту смотрела на нее широко раскрытыми, полными слез глазами, голубизна которых сияла даже при свечах. Он перестал бороться с железными цепями, привязывавшими его к каменному алтарю, и теперь внимательно следил за Иллианит, снова и снова возвращаясь взглядом к ножу с выгравированными рунами в ее руках.

— Твоя смерть послужит цели больше, чем твоя жизнь, — сказала она пленнику. Она вспомнила, что он был портным. Когда-то он сшил шелковый плащ для ее отца, Тириола. Она посмотрела на его руки, такие тонкие и ловкие, как будто они держали в руках нитки и иголки. — Эти прекрасные пальцы, когда они дернутся в последний раз, вернут мне жизнь.

Он был обнажен, его кожа была уже покрыта мазями и рунами, которые она выучила из гримуара. Она долго и тайно изучала его страницы и знала многие заклинания наизусть. Этот был сложнее, включал в себя не только эльфийские слова, но и фразы и звуки из темного языка, языка демонов и зверей Хаоса.

Иллианит читала вслух, перемещая кончик ножа к горлу пленника. Она остановилась, отвлекшись, пытаясь вспомнить имя несчастного. Это не имело значения. Она отбросила эту мысль и начала снова, на этот раз более решительно, сосредотачиваясь на каждом слоге.

Пока она говорила, клейма и шрамы на плоти заключенного засочились тонкой струйкой крови. Он замычал от боли, стиснул зубы, грудь вздымалась, Иллианит не обращала на него внимания, сосредоточившись на произношении каждого стиха, следя за тем, чтобы произносить каждое слово точно и правильно. Она чувствовала, как темная магия собирается в зале, просачиваясь из нижних уровней башни, как дерево, черпающее пищу из своих корней.

Кольца темной энергии смешались с кровью, превратив ее в темно-красную. Пленник тяжело дышал, его глаза блуждали по комнате, когда вокруг белоснежных стропил собрались зловещие фигуры и тени скатились по голым бледным камням стен.

Закончив заклинание, Иллианит осторожно сунула кинжал в горло пленника. Он булькнул и умер, без лишнего шума рухнув на плиту. Кровь пузырилась из раны, когда колдунья отложила кинжал в сторону. Иллианит окунула пальцы в алую струю и быстро нарисовала руну на каждой своей щеке густой жидкостью. Кровавые руны на теле теперь засветились, их блеск граничил с тревожной темнотой, сливаясь вместе, чтобы сформировать изменяющуюся ауру силы.

— Госпожа!

Иллианит обернулась, нахмурившись, когда один из ее послушников ворвался в комнату. Она рявкнула на него, чтобы он вышел, и вернула свое внимание к церемонии.

— Что-то приближается с севера, госпожа, — сказал послушник. — Странное облако, которое не движется вместе с ветром.

Иллианит остановилась, как раз когда погружала пальцы в блеск магической энергии, закрывавшей тело. Она вздохнула, не обращая внимания на внезапно нахлынувшие на нее мысли, и кончиками пальцев соткала символ. Там, где они проходили, ее руки оставляли следы мерцающей тьмы.

Она остановилась, произнесла несколько последних слов и втянула в себя магическую энергию.

— Это Сафетион, хозяйка.

Иллианит уже знала это. Сейчас не время отвлекаться. Она вздрогнула, низкое хмыкание вырвалось из ее губ, когда жизненная сила мертвого эльфа потекла в ее тело. Тварь, прятавшаяся в ее кишках, утихла, и она подняла руки, наблюдая, как серость отступает. Вокруг ее кожи и ногтей все еще была слабая темнота, порча не полностью устранилась заклинанием.

Она повернулась к своему послушнику и взяла нож. Она видела, что другие толпились у дверей.

— Я сказала, что меня нельзя прерывать, — сказала ему Иллианит.

— Но, хозяйка, Сафетион…

Иллианит вонзила кинжал под ребра послушника, пронзив его легкие. Он рухнул на каменный пол, тяжело дыша. Колдунья посмотрела на остальных в своем кабале.

— Никаких помех, — отрезала она. — Вы хотите, чтобы вас демоны разорвали на части или затащили в королевство Хаоса?

— Мы должны уходить отсюда, — сказал Андуриал. — Парящий город будет здесь до заката.

— Нет, — сказала Иллианит. — Мы уже готовы. Мы больше не бежим.

— Мы не можем противостоять силе Сафетиона, — сказал колдун. — Это глупо. Мы ничего не слышали от других. Возможно, мы последние в нашем роду, кто остается в Сафери.