Гэв Торп - Время Легенд: История Раскола

В больших городах бойня была еще хуже. Площади и плацы были забиты мертвецами, от новорожденных до стариков. Булыжники были запятнаны кровью, стены размалеваны запекшейся в форме рун Кхаина кровью. Каледор отправил Каратриля и нескольких других слуг обратно в Ивресс, найти жрецов и жриц Эрет Кхиаль прибыть и сделать должные приготовления умерших. Каледор не завидовал им и знал, что через много лет выжившие в Котике все еще будут хоронить своих умерших.

В течение нескольких дней они шли и не встречали сопротивления. То тут, то там им попадались ошеломленные выжившие, которые прятались в пещерах и лесах. Некоторые из них хоронились под курганами мертвых, чтобы избежать убийственного внимания друкаев. Они описывали кровопролитные оргии, которые прокатились по королевству с начала весны. Целые деревни были вырезаны, когда друкаи бесчинствовали в лесах и полях.

Это было бессмысленно, даже для зверств кхаинитов; убийство ради самого себя.

Поскольку дни шли, стало ясно, что друкаи не так давно покинули Котик. Дальше на севере было больше беженцев, сначала дюжины, потом сотни, спускавшихся с высоких гор. Войско Каледора соединилось с Финуделом и армией Тириола, которые привели с собой более трех тысяч эльфов, бежавших от резни.

— Их отозвали в Нагарит, — сказал Тириол. — С какой целью, я не знаю.

— Почему такая бойня? — спросил Атиель, которая осталась суровой, несмотря на встреченные ужасы.

— Ярость, — ответил Тириол. — Кхаиниты ударили в слепой ярости, возможно, возмущенные возвращением обратно в Нагарит. Зная, что они собираются покинуть, они решили убить как можно больше людей, прежде чем уйти.

Мрачные новости не прекращались. Они достигли Анираина, столицы, и нашли ее обгоревшую оболочку, стены обрушились, каждое здание было снесено почти до основания. Перепутанная масса тел в каждом доме и лавке, каждой башне и дворце свидетельствовала о том, что произошло; запертые внутри кхаинитами, более десяти тысяч эльфов были сожжены заживо, когда их город был предан огню. Зловоние склепа было таким, что армия была вынуждена уйти; дезертирство среди рот значительно увеличилось, поскольку обезумевшие эльфы сотнями бежали обратно в свои дома.

Настроение Каледора соответствовало опустошению, которое окружало его. Восемь дней назад он находил проблеск оптимизма, семя надежды, которое можно было бы взрастить в победу. Он был далек от подобных мыслей, когда наблюдал, как солдаты с шарфами, обернутыми вокруг лиц, несут мертвых из руин; труд, который, казалось, займет целую вечность.

Его гнев иссяк. Для тех, кто совершил такую бойню, не осталось места гневу, его масштабы слишком велики для понимания, его зло слишком темно для созерцания. Каледор удалился от армии и с Маэдретниром полетел в горы. Попросив позволения у дракона, он нашел тихое горное озеро и сел у его края, глядя на свое отражение.

Он плакал всю ночь. От заката до восхода солнца Каледор давал волю горю, которое выстраивалось в нем на протяжении тринадцати лет. Он проливал слезы по погибшим, по своему кузену Тиринору и тысячам других, чьи жизни были унесены. Он оплакивал своего сына, мир, в котором он вырастет, где позволено произойти подобным вещам. И в конце концов Король-Феникс эльфов заплакал о себе, из жалости, слабости и отчаяния.

Когда взошло солнце, он собрался с мыслями и полетел обратно к своей армии. Мир не закончился, и друкаи еще не победили. Вывод армии из Котика ясно свидетельствовал о новом сдвиге в войне, к которому Каледор был полон решимости быть готовым.

Плач узников отражался от грубых каменных стен, стоны и вопли страдания усиливались большим подземельем, в котором они были прикованы. Несколько эльфов в черных одеждах стояли над пленниками с изогнутыми кинжалами в руках, лезвия которых сияли мрачными рунами.

В одной из стен камеры находилась печь, угли которой поддерживались горячими мехами, которые приводили в действие два покрытые шрамами раба. Рядом с кузницей стоял Хотек в полном облачении, с молотом Ваула в руке и связкой пергаментов в другой. Он изучал свои заметки, когда Морати внеслась в комнату, сопровождаемая тремя колдуньями. За ними шли рабы, глаза их были выколоты, так что они не могли видеть ношу, которую несли.

На носилках, привязанных к согнутым спинам эльфов, ехал Малекит. Его изможденную фигуру подпирали шелковые подушки, окровавленная простыня поверх скрывала его истерзанное тело. Глаза его смотрели из-под маски почерневшей плоти, и вопли заключенных увеличились при этом отвратительном зрелище. По приказу Морати рабы опустили кресло князя в центре зала, а затем были изгнаны из темницы ударами плетей своего надсмотрщика.

— Ему придется встать, — сказал Хотек, глядя мертвыми глазами на лежащего князя.

— Я не могу, — прошептал Малекит. — Пламя отняло у меня силу.

— Ненадолго, — с лукавой улыбкой ответил жрец Ваула. — Скоро ты станешь сильнее, чем когда-либо.

— Я дам тебе силу, — сказала Морати.

Она подошла к одной из пленниц и схватила ее за длинные волосы, волоча растрепанную эльфийку за собой. Другой своей рукой Морати указала на служителя рядом с ней и получила кинжал адепта.

Колдунья-королева начала заклинание, резкие слова, брызнувшие из покрасневших губ, как проклятия. Пленница слабо корчилась в ее объятиях, глаза метались по темнице в поисках спасения. Быстрым жестом Морати провела кинжалом по горлу своей пленницы и вернула его приспешнику. Держа поникший труп за волосы, она поднесла свою свободную руку и наполнила ее кровью, хлынувшей из раны. Ее она проглотила, измазав свое лицо багровым.

Зловещее присутствие сгустилось вокруг мертвой девушки, змеи тени обвились вокруг нее, ощупывая открытую рану на ее горле. Морати оттащила тело к Малекиту, оставляя кровавый след на каменном полу. Существо-тень последовало за ним, завитки смещались, ища живительную жидкость, которой оно жаждало.

— Пей, — сказала Морати, снова используя руку, чтобы поймать немного крови, и поднесла ее к безгубому рту Малекита. Он лакал красную жидкость, как животное, мучительно глотая ее.

Тень скользнула по руке Морати, окрашенная каплями крови, сдвинулась по ее плечам, чтобы подняться рядом с Малекитом. Бесформенное существо на мгновение пошатнулось, смазывая свои бестелесные конечности о кровь на лишенном плоти подбородке князя. Когда эти капли исчезли, она сжалась, скользнув в открытый рот.

Малекит задохнулся и содрогнулся, раскачиваясь влево и вправо. Его лишенные век глаза смотрели на мать, а сжатые кулаки колотили его по бокам. С еще одним хрипящим свистом князь откинулся назад, подергивая пальцами. Некоторое время он лежал неподвижно.