Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Тебя мучает и кое-что ещё, верно? То, что в тебе.

— Да, — Уна стиснула сапфир на цепочке, старательно не глядя на притихшего Лиса. — Хаос. Он вошёл в мою кровь и в мой Дар, и я ничего не могу с этим поделать.

— А нужно ли? — пророкотала Бергарот, теперь продвигая каменную лапу поближе к Уне. Она уже не паниковала: догадалась, что атури просто так потягивается. Надо ведь размять каменные кости после долгого сна? — Мы — те, кто мы есть, дитя с востока. Ни больше, ни меньше. И Хаос, и Порядок есть в сердце каждого. И среди нас, хранителей земли — тоже.

— Среди атури? — опять не выдержал Лис. Уна ощутила острое желание испробовать на нём заклятие немоты: на самом деле, лучше объекта и не придумаешь. — Но в Великой войне вы бились против королевы Хелт и тауриллиан. Это они заключили договор с Хаосом.

Его довод, естественно, не обескуражил Бергарот.

— Часть из нас сделала такой выбор, — спокойно сказала она. — Часть — иной. Жизнь состоит из выборов. Никогда нет полностью правых и виноватых, о раненый лис-перевёртыш, — медведица помолчала, изучая Уну из-под присыпанных мхом век. — Один мой друг — Эоле, хранитель воды — рассказывал мне о твоём отце, дитя. Точнее, о женщине, которая ради него отдала свои крылья и свою жизнь. О женщине из народа майтэ. Духи испытывали её, и она прошла испытания, чтобы в конце умереть. Это тоже был выбор.

Женщина из майтэ?… Уна снова вспомнила игру в «верю — не верю» с родителями Тима и злосчастные слова Руми о «кровоточащих бескрылых лопатках». Значит, она не додумывает и это всё же не было игрой слов?

Шун-Ди стал полушёпотом переводить. Выслушав, лорд Ривэн издал тихий возглас, привалился к стене пещеры — словно стараясь не упасть — и ещё отчётливее побледнел.

— Так вот оно что, — прошептал он, обращаясь к траве и мху под ногами. — Тааль, — лорд поймал вопросительный взгляд Уны и добавил: — Объясню позже.

— Да, так её звали, — сказала медведица. — Тааль. Я вижу в тебе ту же силу, что в ней, смертное дитя. Силу, спрятанную под слабость.

Силу? Уна отпустила кулон и едва не рассмеялась сквозь слёзы.

— Скорее наоборот. Я слабая, о великий дух, — она почувствовала пронзительный взгляд Лиса и быстро добавила: — Слабая, как все люди.

— Слабый не скажет такие слова.

Красивая мысль, но, к сожалению, бесполезная. Быть может, каменная медведица и видит её насквозь — но не знает, как часто она бежит от своих желаний и страхов, как всю жизнь прячется от них в книгах, чувстве долга и монотонных привычках повседневности. Духи наверняка видят силу магии — но не ту, другую, которая даётся или не даётся от рождения. Или выковывается волей: Уна никогда не знала, чего в этом больше. В любом случае, той силой судьба её обделила — и ничего не поделаешь.

Иней подошёл к лапе Бергарот и уткнулся носом в покров травы и молочных кисточек тысячелистника. Медведица со скрежетом приподняла другую лапу — будто хотела приласкать дракона (Уна вздрогнула), — но потом, к счастью, передумала.

— Тебе сопутствует Эсалтарре, дочь Повелителя Хаоса, — в рычащем рокоте послышалась улыбка. — Едва ли он летал бы за той, чьи намерения бесчестны. Он покинул яйцо рядом с тобой?

— Не совсем, но мать завещала его этой смертной, о Бергарот, — патетично произнёс Лис. Уна чувствовала, что ему уже не терпится достать лиру и сочинить балладу об их беседе с медведицей. — Я не решился пойти против её воли.

Маленькое облачко пара, выпорхнув из пасти Инея, на миг пригнуло тысячелистник. Протестует, что Лис не сказал о его собственном желании остаться с Уной?…

— А кто отправил вас к Эсалтарре из леса?

— Мои старшие сородичи, — пискнул Тим и порозовел от благосклонного взгляда медведицы, точно счастливый влюблённый — так, что под румянцем исчезли веснушки. — Из-под холма Паакьярне.

— Паакьярне… — прогудела Бергарот. Иней уже бесцеремонно улёгся на склоне её мягкой замшелой лапы, свесив хвост. — Красивый холм на юге. Я помню запах и голос его сосен. Давно это было, очень давно. Значит, плуты-боуги направили вас к древесным Эсалтарре? Возможно, это верный совет: встарь они хранили знания о границах между мирами. Свобода Хаоса и его страсть к жизни была им ближе, чем иным. Они парили, не боясь его пламени… Но то было давно, очень давно. В ту пору эти земли были живее, а мы, их хранители — гораздо счастливее. Теперь же иссякает магия, уходят бессмертные, и постоянно клонит в сон… — медведица помолчала, глядя на Инея. Тот уже свернулся, как всегда сворачивался для сна, прикрыл янтарные глаза и явно собрался подремать на зелёном ложе. — Возможно, я и сама знаю, какой способ предложат вам древесные Эсалтарре. Есть один — самый надёжный. Но он жесток, как любая подобная магия. Обряд такой силы всегда требует жертвы.

— Чьей жертвы? — быстро спросил Лис.

— Не твоей, перевёртыш, — с долей насмешки отозвалась Бергарот. — И не той, на чей зов должен будет откликнуться Повелитель.

— Но тогда…

— Всему своё время, — в каменном голосе медведицы — до сих пор по-своему мелодичном — впервые послышалась суровость. Та же сдержанная суровость, что прозрачным ореолом окружала горбы здешних гор — особенно по ночам. — Вы узнаете всё сами, если они пожелают говорить с вами… А они наверняка пожелают. Среди вас я вижу одного с одержимым любовью сердцем. Такую любовь лесные Эсалтарре чуют издалека и на многое ради неё готовы.

Сначала Уна предположила, что Бергарот говорит о Шун-Ди. Сейчас, вот сейчас он начнёт краснеть и хвататься за чётки… Но вместо этого покраснел и потупился Фарис-Энт.

Да, его загадочная крылатая Возлюбленная и вправду может стать им подспорьем. Почему она раньше не задумалась о том, что и это высокое чувство можно использовать?…

— Как твоё имя, дочь Повелителя? — вдруг спросила Бергарот, великодушно не заставляя кентавра отвечать.

— Уна. Уна Тоури.

Зачем она прибавила «Тоури»? Будто мрачная история её рода имеет какое-то значение здесь, в зелёных пещерах запада.

Лис ухмыльнулся и прошептал:

— А где же «из Кинбралана»? Все жаждут услышать Ваш полный титул, миледи.

Уна не отреагировала на эту жалкую попытку укола. Бергарот — тоже.

— Подойди, Уна Тоури.

Приказу, отданному таким голосом, трудно было сопротивляться. Уна шагнула к цветущей, трепещущей от дыхания травы каменной массе; сияющие глаза Бергарот, не мигая, упирались в неё. Она вопросительно заглянула в них снизу вверх.

— Прикоснись ко мне.

Уна слегка опешила. Тим, услышав такое распоряжение, тихонько вздохнул — не то от зависти, не то от умиления — и, сорвав один из маков, подул на него; мак покрылся чёрными полосками, те за загнулись, вытянулись — и обратились в полупрозрачные паучьи лапки. Красные лепестки съёжились, опушились, и новоявленный паук бодро пополз к выходу из пещеры.