Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Точнее, совсем не просто. Крестьяне, мастеровые, фермеры, мелкие лавочники, рыбаки стекались к коронникам со всё большей страстью — будто всерьёз надеялись изменить свою жизнь. За осень и первые недели зимы их число, похоже, как минимум утроилось. В стычке у какой-то деревни, во время сбора налогов, погиб двур Браго; Хавальд, судя по письмам, был в бешенстве. Наместник приказал привести войска, крепости и городские гарнизоны по всему Ти'аргу в боевую готовность — но пока это мало чем помогло, потому что коронники не нападали большим числом и в открытую, по-прежнему предпочитая точечные уколы.

Самое скверное — наместник не мог не согласиться, что это верная и умная тактика.

Вдобавок к прочему, сегодня утром он получил новость о том, что отряды Иггита Р'тали, кажется, собираются неподалёку от Меертона. От городка, который все привыкли воспринимать как крыльцо дома-Академии. Откуда до столицы меньше суток конного пути.

Потому наместник и вышел в сад — желая хоть немного успокоиться. Наивный порыв. Вот и метель согнала его, точно провыла в уши: ты всё ещё пытаешься изменить что-то, старый дурак? Смирись — ты обречён так же, как и они. Хавальд скор на расправу.

Хотя, судя по боли, от которой всё чаще темнеет в глазах и трудно дышать, с ним расправится вовсе не Хавальд…

К тому же наместник отлично помнил о своём уговоре с Тэской. Осталось лишь определить срок. Мысленно он относил его к концу зимы или началу весны — к поре мягкого воздуха, капели и новых упований молодых, — но часто думал, что не дотерпит. Слишком велико искушение, и слишком мало весомых причин ему не поддаться.

«Вы, люди, любите себе лгать, — в одном из недавних разговоров сказал оборотень. — В этом ваша беда и ваше очарование. Знаешь, наместник, порой это ставит меня в тупик: я должен бы презирать людей за глупость и легковерие, но этим они привлекают меня ещё больше. Странно, да?»

Лгать себе. Конечно, наместник себе лгал — и все якобы срочные и необходимые меры, принимаемые сейчас в Ти'арге, были сплошной ложью. Он знал, что не выстоит между этими двумя жерновами — Хавальдом и простыми ти'аргцами во главе с коротышкой Р'тали, гневом владыки и гневом оскорблённых проигравших, подданных поневоле. Что они разотрут его в пыль, которую ветер подхватит и унесёт так же, как вот этот снег… Что совсем скоро от него ничего не останется.

Озвучив это про себя, наместник почему-то почувствовал облегчение. Так же пусто и легко ему было в тот день, когда Тэска убил менестреля, что звал себя Нальдо.

Больше под его крышей не звучат кезоррианские напевы. Никаких больше вспыльчивых жестов и восклицаний, никаких слов о вине и любви, о луне над заливом Гуэрры — только суровая правда жизни. Только гноящиеся нарывы, которые нужно лечить — или хотя бы пытаться.

Наместник шёл через метель, один за другим одолевая хрустящие сугробы. Дорожки в саду ежедневно расчищались, но сейчас это приносило мало пользы: снегопады лишь изредка позволяли себе отдохнуть. Ветер свистел в ушах; сквозь пургу наместник едва различал аккуратное, приземистое здание резиденции. Пора посылать гонца с приказом к градоправителю и городскому Совету Меертона: пусть опускают ворота и поднимают знамёна, пусть выставляют на стены лучников и готовят оружие для пехоты… Пусть созывают рекрутов-крестьян из окрестных деревень, пусть лорды приводят свои ополчения, если у Р'тали слишком много людей. Пусть будут готовы биться.

Альсунгский Ти'арг против Ти'арга бунтовщиков.

О боги, как же всё это отдаёт бредом. И как он устал.

Слева, за голыми заснеженными вязами и клумбами, скрывшимися под белым покровом, виднелись те самые кусты шиповника. Вспомнив о них, наместник невольно вспомнил ещё одни слова Тэски (вспоминать его по многочисленным поводам и без оных уже входило в привычку — и он смирился): «Ты как те дорелийские маги, что чарами заставляют шиповник и яблони в садах короля и лордов цвести, когда им уже пора плодоносить. Им нравится насиловать природу. Им кажется, что так они утверждают свою власть — что творят красоту, преобразуют мир… Но на самом деле это не так. Насилие — это просто насилие».

Наместник тогда возразил, что никогда не был для Ти'арга насильником, что пытался хранить и защищать его, как мог… И тут же понял: это очередная ложь. И прежде всего — именно себе.

Иногда слова оборотня раскрывали ему глаза, иногда, наоборот, сильнее запутывали — но никогда не дарили надежду.

Надежда избаловала его. Сделала слишком человеком.

Наместник шёл через белое марево снега, и боль не покидала его — вгрызалась глубже и глубже, поглощая всю правую сторону тела. Сегодня он уже дважды принимал обезболивающие снадобья, но ей всегда было мало.

Он не заметил, как это случилось — так же, как не заметил миг зарождения метели. Из-за ближайшего дерева, в вихре снега, вырвалось что-то тёмное. Вырвалось, прыгнуло на наместника — и через секунду он лежал на земле, придавленный чьей-то тяжестью.

Наместник наугад выбросил вперёд руку, но человек тут же перехватил её, умело (как врач, он не мог не отметить это) выкрутил запястье — и в глазах потемнело уже от другой боли. Путаясь в плаще, наместник пытался приподняться, дёргал ногами — тщетно: человек навалился на него всем весом; сапоги, меха и пурга тоже пригибали к земле; снег забился в капюшон и леденил шею. Наместник глубоко вдохнул, чтобы закричать, позвать стражу — как злоумышленник пробрался через охрану в сад, как это вообще возможно?… — и подавился комком снега, который бесцеремонно засунули ему в рот. Он бился, как кролик бьётся под операционным скальпелем студента; постигая медицину в Академии, наместник быстро привык к этому зрелищу.

Ибо крысы и кролики бьются ровно до тех пор, пока позволяет человек. Таков закон.

Из-за плотной ткани метели наместник не видел лица нападавшего — зато увидел, как блеснуло лезвие ножа.

— Ну, прощай, предатель Ти'арга, — молодой, здоровый парень, судя по голосу. Что ж, хотя бы так. Наместник был до странности спокоен. — Хорошо повеселиться со старухой Дарекрой!

И правда, пусть лучше так. Лучше так, чем ждать до весны. Наместник закрыл глаза…

И ощутил на своём лице горячие брызги.

Из груди убийцы показался кончик тончайшего лезвия — серебристое жало рапиры проткнуло тело насквозь, точно пуховую подушку. Парень выронил нож и, захрипев, ничком повалился на наместника. Кто-то рывком перевернул его и уколол рапирой ещё раз — теперь в горло, с точностью, достойной врача или швеи-мастерицы. Снег обагрился новыми брызгами.

— Надо бы повнимательнее следить за безопасностью резиденции, наместник, — протянул Тэска, встряхивая рапиру. Кровь стекала с неё щедро, даже по-своему красиво — как молодое вино. Метель унималась, и теперь наместник видел матово-чёрные, спокойные глаза оборотня. — Сей юноша нанялся в помощники к твоему садовнику несколько дней назад. Я видел его — разгребал тут снег… Из мальчиков Р'тали, наверное. Твоя охрана никуда не годится. Наместник? Наместник, ты меня слышишь?