Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Уна прикрыла глаза и, мысленно удерживая Инея, коснулась зеркала на поясе. Кончики пальцев закололо привычным предвкушением. Жаль, но толмач напросился сам. Видимо, не только людей любовь толкает на безумные поступки — грязно-безумные, какой бы прекрасной она ни была. Так тёрн оплетает чистые розы. Не из любви ли выросло тёмное могущество отца, его кощунственный игры со смертью?…

— Не думаю, Фарис. Лучше уйди с дороги.

Кентавр поднял палку ещё выше и провёл копытом по земле, оставив тёмную борозду. Над горами тревожно вкрикнул коршун — то ли встречал новый день, то ли спасался от дракона на охоте. Уна выбросила вперёд руку, усилием воли направив жар Дара от мозга и сердца к предплечью, локтю и ладони; цепочка знаков заклятия, которым научила её Индрис, с готовностью вспыхнула в сознании. Между пальцев заплясали язычки зеленоватого пламени — по-колдовскому холодного, цвета весенней травы. Как в очаге в домике боуги.

Глаза Фариса сузились.

— Значит, магия? Что ж, так я и знал. Ты и правда хочешь её смерти, ведьма!

Прежде, чем Уна успела приказать пламени сорваться с руки, он рванулся вперёд — с места в крупную рысь, занося свою палку. Уна отбежала в сторону, подальше от скалы; Фарис свернул следом за ней, но наперерез ему, обдавая всё вокруг горячим паром, кинулся разъярённый Иней. Горестный вскрик Уны потонул в шипении пара, хлопанье кожистых крыльев и глухом звуке удара. Отшатнувшись от пара и когтей, Фарис легко отбросил Инея палкой — так уличные мальчишки в игре отпинывают мяч, набитый шерстью или соломой.

— Улетай! — крикнула Уна, заставляя пламя разрастись в небольшой, но плотный шар. — Лети в горы!

Однако Иней не ответил ей. Странно: ведь всегда отвечает… Он обессиленно сел на свой выступ — скорее рухнув, чем снизившись — и Уна запоздало увидела неестественно обвисшее крыло. Кентавр повредил его своим ударом; может быть, даже сломал. С долей сожаления она ощутила, как тают последние остатки хорошего отношения к Фарису, и, стиснув зубы, швырнула в него огненный шар. Кентавр уклонился — скользнул в сторону лёгким гарцующим шагом, неожиданным для такого крупного тела, — а потом снова поскакал на неё. Уна наспех начертила защитный знак, заставляя воздух вокруг себя сгуститься в подобие щита, и ещё раз бросилась в сторону, приседая; дубинка Фариса просвистела прямо над головой.

Быстрее, быстрее, нужно что-нибудь очень быстрое.

Она задыхалась, понимая, что проигрывает; сложные чары не подойдут, а большинство действенных чар пока для неё сложны. Палка свистела вокруг, копыта тяжело топтали землю. Фарис, конечно, целился в голову, и Уна едва успевала уворачиваться от ударов — на грамотную магию просто не хватало времени. Тесня Уну к скале, Фарис почти обрушил палку ей на плечо. В отчаянии она прижалась к шершавому камню и, схватившись за сапфир в кулоне, прошептала слово «вода» на древнем наречии — том, что было общим для людей и Отражений. Недалеко шумит речка — вдруг поможет?…

Камень вспыхнул синим, зеркало задрожало; Дар откликнулся на её призыв, но всё, что она могла сделать за пару секунд — сотворить водяной пузырь, который в полёте покрылся корочкой льда и устремился к Фарису. Кентавр вовремя заметил его и разбил ударом палки; осколки льда посыпались на землю, будто хрусталь.

Почему Хаос не помогает ей — именно сейчас, когда он так нужен? Подлая сила, подлая и непредсказуемая. Не нужно было мудрствовать, не нужно было ему открываться (а был ли другой выход?…); древняя мудрость Отражений, боуги и кентавров совершенно права — от Хаоса одни беды, одно саморазрушение… Он мог сокрушить тех волков, но спасти ей жизнь не способен.

Умереть от рук кентавра, влюблённого в драконицу. Великолепный сюжет для песни Лиса. Он, может, и погрустит немного, но потом поглумится всласть.

Уне вовсе не хотелось думать о Лисе в последние мгновения — но так уж получилось. Фарис выставил вперёд одну ногу, прижимая копыто к скале — так, чтобы у неё не получилось перекатиться по камню в сторону. Уна просто стояла, глядя, как самодельная дубинка летит на неё; закрыла ладонью лицо…

И поэтому не поняла, что случилось в следующую секунду. Раздался какой-то новый звук, Фарис коротко вскрикнул и — отступил от скалы: его тень больше не загораживала свет перед Уной, а шумное дыхание не оглушало её. Палка выпала из ослабевшей руки. Фарис сделал два-три шага по камням — тонкие гнедые ноги не слушались его — и, простонав что-то невнятное, повалился набок. Светло-карие глаза закрылись; хвост ударил по земле пару раз — и тоже замер, будто кентавра вдруг сморил сон.

«Будто» ли?

Из-за спины кентавра показались острые золотистые уши, потом — очень знакомая Уне морда и, наконец, весь Лис в зверином обличье. Изящно перепрыгнув Фариса, он обнюхал его, тихо обежал вокруг — пышный хвост, сверкая на солнце, мёл по каменной крошке — и вновь исчез за поворотом у скалы. Уна заметила, что к его лапе привязан мешочек из ткани, распоротый зубами или когтями; оттуда высыпались последние крупинки белого порошка.

Ну разумеется. Воздушный порошок, о котором ей рассказывал Шун-Ди. Тот, что в больших дозах может убить, а в малых используется как снотворное, сильное и слегка дурманящее лекарство от бессонницы… Дорогая диковинка из Минши. Фарис уже мирно посапывал, положив голову на ладонь и перебирая копытами во сне; это вполне подтверждало её гипотезу.

Лис наверняка стащил порошок из запасов Шун-Ди. И оказался здесь, у тропы в горы, точно поджидая и её, и Фариса.

Зачем?

Уна провела рукой по лицу, глядя на брошенную палку. Сердце всё ещё колотилось — и не успокоилось, когда Лис, беззаботно улыбаясь, вышел из-за скалы. Уже на двух ногах и полностью одетый. Устроил тут засаду?

— Не переживай, он просто спит. У меня была мысль высыпать ему в нос смертельную дозу, но тогда ты опять начала бы изображать госпожу Милосердие… — Лис подошёл к Фарису и бесцеремонно потрогал его босой ногой. Он был в одной из своих пёстрых рубашек, льняных штанах и зелёном шейном платке; Уна молчала, тщетно пытаясь осмыслить происходящее. — Я всегда полагал, что у копытных не всё в порядке с головой. Вот, пожалуйста, очередное подтверждение. Его ненависть к тебе понятна, но колошматить палкой дракона — это, честное слово, перебор. Я осмотрю крыло Инея, ты не против?

— Н-нет, — выдавила Уна. Вместо голоса получился унылый хрип; она кашлянула и повторила чётче: — Нет, не против. Спасибо, что спас нас. Но… Ты что, ночевал здесь?

— Конечно. Неужели ты всерьёз надеялась подняться к пещере Бергарот, не встретив этого сумасшедшего — при том, что он поклялся тебя убить? — Лис осуждающе поцокал языком. — Крайняя неосторожность. Жизненный опыт ничему Вас не учит, миледи.