Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Значит, всё-таки есть те, кто судит? Те, кто знает?

Лорд Ривэн тревожно закашлялся; благодаря эху получилось чересчур громко. Лис промокнул губы лоскутком и достал дудочку — точно собирался разрядить обстановку.

Лорд Альен долго молчал.

— У меня нет права говорить об этом.

Уна отвернулась.

— Хорошо.

Он кивнул и направился к выходу, чуть не задев Шун-Ди краем плаща; почему-то очень хотелось отдёрнуть ногу.

— Устроимся на ночлег здесь, а с рассветом двинемся дальше. Я сам призову драконов.

Шун-Ди был уверен, что не сможет уснуть в храме, но усталость всё-таки оказалась сильнее уважения к неведомым богам тауриллиан. Если, конечно, эти боги существовали — если тауриллиан, поглощённые собственным совершенством, не поклонялись сами себе, как любил шутить Лис. После ужина Шун-Ди рассеянно размышлял об этом, а ещё о лорде Альене, рабах вельможи Люв-Эйха — первых бунтарях, чьи имена были не забыты, а наоборот, возвеличены в истории Минши, — о предстоящем нападении на Ти'арг… Он перебирал чётки, но в какой-то момент заметил, что покорные бусины щёлкают уже не так равномерно, а пальцы не слушаются. Вскоре имена и названия стали путаться в мыслях; Шун-Ди вдруг обнаружил, что не помнит, откуда родом лорд Ривэн и почему он отправился вместе с ними в это путешествие. Странные образы смешивались, перетекая друг в друга, так что трудно было понять, сонливость это или бессонница: он видел то город на воде, охваченный драконьим пламенем, то каменную медведицу Бергарот с перемазанной кровью мордой, то Лиса — его издевательские поцелуи и вдохновенные укусы, даруемые то ли Уне, то ли всему миру сразу… Шун-Ди охватила слабость; тоскливо и нудно подтягивало сердце. О намерении поискать другое место для ночлега (например, один из тех опустевших дворцов-шкатулок на набережной широкого канала) уже не могло быть и речи. В итоге он скорее провалился в забытье, чем уснул — сидя, неподалёку от алтаря с облезшей позолотой, упираясь лбом в спинку скамьи впереди.

Он проснулся посреди ночи — ещё более усталый, почти больной. Проснулся оттого, что позади, в другой части храма, перешёптывались знакомые голоса.

— Естественно, ты не хочешь рассказывать. Но и мне, и Уне было бы проще, если бы ты рассказал, — убеждал высоковатый и чуть виляющий, но приятный голос лорда Ривэна. Шун-Ди давно понял, что на дорелийском и на ти'аргском тот говорит примерно одинаково — торопливо и взахлёб.

— Было бы проще что? — утомлённо ответил лорд Альен. Всё же до чего глубокий, властный голос, играющий тонами и нотами — ни с чем не спутать. Пробирает до костей, словно ночная дрожь волн за бортом корабля.

— Понять тебя.

— Ривэн, это смешно.

— Ничего смешного. Она твоя дочь, а я — друг, который не видел тебя двадцать лет. Который измучился догадками, выжил ли ты тогда. Ты и представить себе не можешь, что со мной было! — шёпот дорелийца почти сорвался на визг, и Шун-Ди со стыдом услышал в нём придушенные слёзы. О Прародитель. Ни в коем случае нельзя показать, что он проснулся. Лорд Ривэн ни за что не допустил бы такого при нём. — Когда ты пропал, я…

— Могу представить, Ривэн. К счастью или к сожалению, я могу представить гораздо больше, чем ты. Если ты до сих пор видишь во мне друга, то воздержишься от вопросов.

Даже на таком расстоянии было слышно, как лорд Ривэн обиженно засопел.

— Думаешь, я не пойму, если ты расскажешь? Хотя, правда, о чём это я: ты же всегда считал меня идиотом. Глупо было надеяться, что имя лорда Заэру что-то изменит. Как ты там однажды назвал людские титулы — «раскрашенными перьями»?… Мне врезалось в память.

— Перьями, — лорд Альен хмыкнул. — Не помню, когда я такое сказал. Всё это неважно, Ривэн. Ты не поймёшь не потому что я «считаю тебя идиотом», а потому что — не поймёшь. Знания о других мирах не передать словами, и они не для смертных. Я хочу обезопасить вас с Уной, вот и всё.

— Обезопасить от того, чтобы узнать тебя? Мы ведь понятия не имеем, что с тобой случилось. Двадцать лет — немалый срок для человека, Альен, даже если ты теперь мыслишь другими мерками. Если тебе плевать на меня, подумай хотя бы об Уне.

Лорд Альен вздохнул. В тёмном покое храма (только прежние шорохи в углу да возня под куполом — летучие мыши? — нарушали тишь) его вздох прозвучал отчаянно и жутко, как со дна колодца.

— Повторяю ещё раз: дело не в этом. Со мной случилось много чего — хорошего и плохого. Плохого — больше. Но сейчас всё это не имеет совершенно никакого значения. У тебя есть человеческая жизнь, Ривэн, причём жизнь эта лучше, чем у большей части смертных Обетованного. Довольствуйся ею и не проси об иной. Обетованное — вот что должно тебя беспокоить, а не другие миры.

— Но ведь ты обрёл иную жизнь, хоть ты и человек… — лорд Ривэн замялся. — По крайней мере, был человеком. Прости. Я несу бред. Хотел сказать лишь, что ты покинул Обетованное — значит, это возможно и для смертных?

Лорд Альен помолчал. Шун-Ди старался ровно дышать, но всё равно чувствовал, что он наверняка догадался: немой свидетель уже не спит. Зябкость от холодной скамьи проползала под одежду.

— Возможно. В исключительных обстоятельствах — наподобие тех, которые окружали меня. Но это грань, из-за которой нет возврата. Я шагнул за неё, а ты должен остаться здесь… И Уна, надеюсь, тоже. Потому вам и незачем знать о других мирах.

— А что ты знаешь о нашем? — Шун-Ди впервые услышал Уну. В её шёпоте звенела смесь усталости и возбуждения; он ощущал, что она жадно ловит каждый миг общения с отцом. Цепляется за него — будто чтобы никогда не расстаться.

— В каком смысле?

— Ты не видел Обетованное двадцать лет. Многое изменилось. Может быть, это я должна рассказать тебе о том, как живётся теперь в Ти'арге? О наместнике?

— Едва ли я не знаю чего-то существенного, — по голосу было слышно, что лорд Альен насмешливо улыбается. — А наместник… Вы придаёте ему такое значение — ему, марионетке Альсунга, столь тусклому существу. Это странно. Откуда ты вообще знаешь, что он ещё жив?

— То есть? — напряглась Уна. — Ты думаешь, что коронники могли…

— Они или кто-то ещё — какая разница? С таким человеком в таком положении может произойти всё, что угодно. В любой момент.

Шун-Ди вспомнил слова Лиса об оборотне-убийце, который почему-то стал помогать наместнику. Тхэласса Си Аддульман — кажется, так… О Прародитель. Сердце снова наполнилось давящей болью. Главное — не шевелиться.

— Сколько загадок, — сказала Уна, явно оскорблённая недоверием. Шун-Ди услышал тихое движение, с которым она поднялась. — Пожалуй, пойду прогуляюсь. Что-то не спится.

— Не уходи далеко, вдруг здесь опасно, — предупредил дорелиец.