Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Оборотни. Неясный звоночек, появившийся у него в голове, когда Индрис упомянула наместника Тэску, затрезвонил с мощью большого колокола.

— Проклятье.

— Что? — Индрис схватила его за рукав. — Что-то вспомнил?

— Не уверен, что это так, но… — Нитлот не договорил и перевёл дыхание. — Кое-что из прочитанного. Двуликие-одиночки — те, что живут не в стае и не с парой, — обладают едва ли не совершенной сопротивляемостью магии. И, если освоют нужные чары, могут…

— Делиться ею? — закончила Индрис. Он убито кивнул. — Вот видишь, Зануда: даже твоя обширная эрудиция иногда может быть полезной. Значит, дело рук наместника? А ты уверен, что это не просто амулеты или…

— Таких сильных амулетов не существует. Да и откуда они могли взяться у Хавальда? А вот заклятие оборотня-одиночки — да, в этом есть смысл, — Нитлот перешагнул через заснеженный корень. Ему как никогда хотелось ошибаться. — До наместника дошли сведения о том, что мы вступили в войну на стороне коронников, и он готовит козырь против магии. Может быть, что-то вроде личной гвардии из двуров.

— Как делала Хелт?

— Да, но несколько хуже для нас, — хмыкнул Нитлот. Еловые лапы уже расступились, и они вышли в поле; у частокола, окружающего деревню, было заметно движение — наверное, Гэрхо уже собрал людей. — У Хелт была связь с тауриллиан, но она не могла наделить своих воинов полной или почти полной неуязвимостью к магии. А этот Тэска может.

— Разумно с его стороны, — протянула Индрис.

— Весьма. Без магии у коронников не останется преимуществ.

— Ну… — Индрис кашлянула в кулачок и остановилась. Нитлот в недоумении взглянул на неё. — Не совсем. Зануда, я должна кое в чём признаться тебе.

У Нитлота сжалось сердце. Так затравленно оно сжималось нечасто — и он знал, с чем (точнее, с кем) это обычно было связано.

Почему ты говоришь мне только сейчас?

— Слушаю.

Индрис посмотрела ему в глаза.

— Альен вернулся в Обетованное. Два дня назад он связался со мной мысленно, — она смахнула снег с разрумянившейся щеки. — Уна привела его. Она смогла.

Вот и всё.

Нитлот не мог разделить ни откровенную радость Индрис, ни её гордость за ученицу. Просто смотрел, не зная, что ответить. Они оба не представляют, в кого — во что — теперь превратился Альен и какие у него цели в Обетованном. Никто не представляет.

— И… что теперь?

— Скоро он будет на пути сюда. В Ти'арг, — Индрис ухмыльнулась, хотя кислое лицо Нитлота определённо не располагало к веселью. — И, вероятно, скоро наместник Тэска побежит от него, поджав хвост. Только не ври, что ты не хочешь это увидеть.

Шун-Ди решительно не нравилось, что к ним присоединился Дуункур. Во-первых, Двуликий-росомаха ещё в племени вызвал у него острую неприязнь. Сварливый, мелочный, вечно разжигающий ссоры, а ещё — презирающий мнение других с демонстративностью, которая наводит на мысли как раз о зависимости от этого мнения. На Рюе, среди знакомых Шун-Ди купцов и эйхов, было немало подобных типов, и он всегда стремился не иметь с ними дел. Впрочем, у тех знакомых хотя бы не было клыков и когтей длиной с ножи, а жажду крови им заменяла жажда наживы и влияния.

Во-вторых, он не доверял Дуункуру и не понимал, почему Уна и лорд Альен поверили так легко. Они действительно думают, что оборотень не затаил обиду? Что на востоке у него нет личных целей — только истовое служение Повелителю Хаоса? Или, возможно, это какой-то план лорда Альена — но тогда почему никто из них в него не посвящён?…

Шун-Ди был в замешательстве. Он по многим примерам (чего стоит тот вспыльчивый журавль, которому померещилось, что «двуногий» заинтересовался его сестрой) знал, что Двуликие не прощают и не забывают — никогда. А особенно Двуликие-одиночки. Барс Тхэласса — Лис по-прежнему говорил о нём со странной смесью уважения и отвращения — тоже был одиночкой, но даже это почему-то никого не встревожило. «Он сильный боец, — пожала плечами Уна, когда Шун-Ди заикнулся о своих сомнениях. — Мы не можем разбрасываться Двуликими, желающими к нам присоединиться. Числом нам всё равно не сравниться с войсками наместника и короля Хавальда, поэтому каждый на счету».

Шун-Ди не стал спорить, ибо не он был полководцем в этом походе и правителем их маленького государства. Лорд Альен мог на какой угодно вопрос ответить просто: «потому что я так решил» — и все бы сразу признали, что это справедливо. Иногда он выслушивал Уну, реже — лорда Ривэна. Шун-Ди был не в счёт. Как всегда и везде, собственно.

И, как всегда и везде, обязан был смириться.

Существовала, однако, и третья причина его недоверия. В той же мере, в какой ему не нравился Дуункур, Дуункуру не нравился Лис. Едва взобравшись в седло — к сожалению, позади самого Шун-Ди: теперь каждый день его затылка касалось зловонное дыхание, а скрежет зубов, зевки и хруст пальцев (у Дуункура была мерзкая привычка хрустеть пальцами) заглушали шум драконьих крыльев, — росомаха начал задирать Лиса и развязал гадкую, отдающую рынком перепалку, которые вскоре стали традицией. Шун-Ди никогда не понимал, почему многим так сложно решить разногласия не варварски, без оскорблений и угроз; его ранило, что хам вроде Дуункура отрабатывает своё хамство на Лисе.

А Лиса, конечно, всё вполне устраивало: отвечая колкостями на колкости, он впадал в охотничий азарт. «Почему тебе это нравится?» — хотелось спросить Шун-Ди, но он с горькой улыбкой себя останавливал. Почему нравится быть униженным, испытывать боль? Не ему задавать этот вопрос. Всё и так ясно.

Однажды — на привале у ручья, который сбегал с крутого и кустистого, похожего на плешивую макушку холма, — Дуункур и Лис чуть не подрались снова. Поводом стал невинный, казалось бы, философский вопрос Лиса: «Если бы ты знал день своей смерти, росомаха — что бы ты делал на следующий день?»

— На следующий? — Дуункур вытер о безрукавку окровавленные пальцы и швырнул в сторону кость. Мясо он ел сырым, и реакция окружающих его не заботила. — Ты хотел сказать «в предыдущий», певчая птичка?

Лис улыбался, но в золоте его глаз уже мерцало желание убийства. «Певчая птичка» — он что, совсем идиот?… Шун-Ди теперь почти боялся за Дуункура. Он поворошил хворост в костре, сделав вид, что не прислушивается.

— Нет, именно на следующий, — Лис вытянул ноги, и Иней, дремавший в круге света от костра, тут же по-хозяйски привалился к его колену. — Мне интересно, что такие, как ты, думают о посмертии. Вечность двух твоих душ? Перерождение? Я слышал, что Двуликие, служащие Хаосу, надеются на какую-то награду за свои… кхм… примечательные поступки.

Дуункур прищурился, выискивая подвох, и рывком встал. Шун-Ди впервые заметил, сколько шрамов на его длинном костистом теле, и ему стало не по себе. Бока, живот, грудь исполосовали бледные змейки — и это в дополнение к перевязанной руке.