Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

В нескольких шагах от наместника, на стене напротив, висела картина кезоррианского художника — схватка круторогих оленей. Сбоку от рамы, конечно, складками свисало бело-голубое знамя Альсунга с серебристым драконом — в резиденции такие были повсюду; куда же без вечного соседства искусства и политики… Судя по густоте чащи, вдохновлялся художник лесами Ти'арга, Дорелии или, в крайнем случае, холмистого Феорна. В молодости наместнику довелось повидать кипарисовые и оливковые рощи Кезорре; правда, он не был на севере этой страны, в верховьях Красной реки, но сомневался, что и там можно найти столь густые, тенистые заросли. Олени стояли на фоне моря зелёных мазков, упираясь в мох копытами на точёных ногах и угрожающе склонив головы. Их рога плотно переплелись. Художнику удалось передать и давление изящных черепов друг на друга, и напряжённые в борьбе мышцы животных: казалось, от рогов скоро посыплются искры.

Есть нечто кровожадное в том, что рядом с такой картиной поселился оборотень. Снежный барс. Всего раз Тэска принимал при наместнике звериный облик — но этого хватит надолго, очень надолго. Велдакир сникал и слабел, вспоминая густой мех в чёрных пятнах, и клыки, и тяжёлую мягкую поступь.

И глаза.

Приказать перевесить картину?…

Наместник потёр костяшкой пальца занывший лоб. Почему он так долго стоит здесь, в коридоре, и боится войти — кстати, не впервые? Почему тянет время?

Наверное, потому, что в комнате за дверью — сгусток темноты, холодного дикого колдовства. Не пациент и не тот, кого следует с умом использовать.

Совсем наоборот. Тот, от чьего присутствия каждая жилка вытягивается струной, а древнее человечье чутьё подсказывает: бежать. Нестись прочь, подворачивая ноги, перескакивая через препятствия, до надсадного колотья в сердце. Бежать, чего бы это ни стоило, так быстро, как только сумеешь. Ибо угроза — страшнее и больше, чем враги-люди, король Хавальд или старая хворь внутри.

Страшнее и больше смерти. Смерть естественна; наместник насмотрелся на неё в разных видах. Закончив Академию, он лечил больных, которые метались в жару; кожу которых покрывали язвы и гноящиеся болячки; сердца которых временами слабели, отказываясь стучать. Готовил травяные настойки, зелья и мази для старух с рассыпающимися костями, и для слепнущих стариков, и для девушек с нарушенным лунным циклом, и для кашляющих кровью портовых грузчиков из Хаэдрана. Потом он работал с королём Тоальвом, перечень болезней которого (без учёта обездвиженных ног) не умещался на одном листе бумаги. Потом, в сражениях Великой войны, зашил и обработал сотни ран — и сам не знал, сколько раз накладывал шины на сломанные руки и ноги, вправлял вывихи, исцелял ожоги от кипящего масла, подожжённых стрел и заклятий магов…

Наместник видел смерть и не боялся её. Он знал, что ему самому — при удачном стечении обстоятельств — осталось едва ли больше нескольких лет, и не бился из-за этого в панике.

Но Тэска не просто его пугал. Он словно сам был его страхом — явившимся под старость, впервые воплотившимся. Нечеловечески красивый юноша, который дерётся как зверь и любит наблюдать за людьми.

Которого невозможно понять. Тело и ум которого устроены не так, как у всех, с кем имел дело наместник.

Это по-прежнему не укладывалось — не могло уложиться — у него в голове.

Наместник Велдакир вздохнул и нажал на дверную ручку. Нужно напомнить себе, зачем он сюда пришёл.

По делу. Разумеется, только по делу. Обсудить гибель Нивгорта Элготи, больше ничего.

Дверь подалась легко: недавно наместник велел слугам смазать здесь петли, чтобы Тэску не раздражал скрип. Оборотень сидел с книгой в глубоком кресле у окна — таком глубоком, что его тонкая фигура тонула в полумраке. Вытянутые босые ноги покоились на столе, где уже выросла немаленькая стопа книг и свитков. Впрочем, всё это было аккуратно сложено; да и в целом в комнате царила идеальная, медицинская чистота.

Как любил наместник. Будто по заказу.

И ни единого клочка меха на ковре, — отметил он мысленно, с грустной усмешкой.

Потушенный камин. Скромный сундучок со сменой одежды (только одежды — броню Тэска не признавал). На крючьях над узкой кроватью — ножны с длинным мечом, две изогнутых миншийских сабли и богатая коллекция кинжалов и ножей. За каждой своей железкой оборотень тщательно ухаживал — точил и начищал лично; это наместник понял уже в первые дни. Жильё воина.

Книг, однако, тут было значительно больше, чем оружия.

Тэска и сидел с очередной книгой. Чёрно-белые пряди чёлки упали ему на лицо. Когда наместник вошёл, он не оторвался от чтения.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Слушаю.

Бесстрастный шорох переворачиваемой страницы. Стульев или кресел, кроме единственного занятого, в комнате не было, поэтому наместник присел на край кровати — на серое покрывало из мягкой овечьей шерсти. Таким же серым было небо за окном, выходившим прямо на подъездную дорожку к резиденции. Сразу за небольшим садом и оградой начинались улицы состоятельного квартала. А оттуда уже рукой подать до центра Академии с бывшим королевским дворцом, кучкой храмов, зданием суда и ратушей.

Наместник почему-то думал, что Тэске нравится близость к городу — не меньше, чем близость к его библиотеке. Впрочем, тут ничего нельзя утверждать наверняка…

Наместник прищурился, чтобы рассмотреть название книги. «Войны короля Эгервара». Слегка неожиданно.

— Любишь историю?

Тэска скривил краешек губ.

— Больше, чем политику.

На пальце у Двуликого наместник заметил кольцо, которого раньше не видел. Серебряное.

Купил себе в Меертоне — как награду, на честно уплаченные наместником деньги? Или что-то памятное?

Честно уплаченные деньги за честно выполненный заказ… Наместник сложил руки на коленях.

— Молодой лорд Нивгорт Элготи ездил в Меертон. Улаживал дела с ростовщиком. Вчера найден мёртвым у городских ворот.

Оборотень покосился на Велдакира (до чего же чёрные всё-таки глаза — и почти не видно радужки; жутко) и прищёлкнул языком.

— Это прискорбно. Знакомый господина наместника?…

— Не надо ёрничать, — сдержанно попросил Велдакир. — Лорд Элготи убит.

Тэска неохотно вложил в книгу закладку — полоску тесьмы, — закрыл её и одним гибким рывком пересел на подлокотник кресла.

— Как ты и хотел.

Лоб заныл с новой силой, причём боль хитроумно отдалась в боку. Наместник сомневался, что такое вообще возможно. Или это просто их «перекличка»?…

— Да.

— Тогда в чём дело?

— В виде тела.

— О, какая щепетильность. И что же не так с его видом?

Проклятье. Наместник старался смотреть в сторону, на блестящее лезвие сабли. Комната отражалась в нём, как в зеркале.