Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Но…

Артак закрыл мне рот своей огромной лапой.

— Вы тратите своё время и, следовательно, свою энергию на правильные вещи. И вам не стоит беспокоиться. Главное — вам ясно виден путь. Ваш собственный, никем не занятый путь. И всё что требуется в таком случае — просто продолжать движение.

— Но что есть правильные вещи?

— Это вам решать. Понятие добра и зла — как и правильного и неправильного — неотделимо от созидающего. Станьте созидающим и тогда вы получите право рассуждать об этом.

— Созидающим?

— Да. Созидающим. Ведь только они способны судить. И, надо сказать, судить справедливо.

Я задумчиво посмотрел в глаза дракону и кивнул в знак благодарности.

— Благодарю вас, Артак.

Артак на мгновение замолчал, потом брызнул солнечным светом прямо через чешую на своем теле.

— Два, — произнес дракон и засмеялся, — да, да! Два, — он говорил загадками, — вот видите — вы очень хороший ученик… Очень хороший. Только ученик ли?… — Артак склонил голову, принимая благодарность и так и застыл неподвижно, словно подчеркивая величие момента…

Нетрудно было догадаться что он имел в виду.

Я продолжал копить любовь.

Я продолжал наполнять своё сердце.

Я черпал им направо и налево — я шел, я был в пути.

И мой путь был верен — это только что подтвердил Артак — моя всесильная и вечная, моя вневременная мысль.

Агафья Тихоновна, молчавшая всё это время, подошла немного поближе и произнесла:

— Вот вы и научились соприкосновению. Не правда ли, оно прекрасно?

— Оно восхитительно! Волшебно! Оно замечательно, неповторимо! Она исключительно приятно!

Я улыбнулся акуле и задал, казалось бы, простой вопрос:

— А дальше? Дальше что?

— Соприкасаться — далеко не всё, — старая и мудрая акула держала меня за руку, — теперь надо научиться ощущать. И эта наука — ощущения — неотвратимо вызовет желания. Желания, в свою очередь, породят жажду, а жажда даст вам привязанность, — Агафья Тихоновна посмотрела на дракона и тот еле заметно кивнул, — и уже пропустив через себя привязанность и, кстати, не одну, вы наконец-то обретете то, ради чего вы здесь, вы обретете чистое Существование. Вы окажетесь в той полновесной субстанции, к которой все так неосознанно стремятся. Тогда вы, наконец-то, получите право на рождение, ибо родиться можно лишь там, где ты действительно, на самом деле существуешь. И только тогда, когда существование льётся через твой край, когда твоё тело расширяется до размеров Космоса..

Акула отпустила мою руку и немного отошла в сторону. Она остановилась рядом с драконом и некоторое время мы трое смотрели друг другу в глаза — прямо и честно, без всяких кривотолков, — я сам, мои мысли и моя речь.

В этом момент я и почувствовал что мысли и речь — не совсем я… Не совсем мои… Я, скорее — бессмысленный и немой, я — отделен от всего, но одновременно являюсь этим всем, я — не моя мысль, тем более, я — не мои слова, я —…

Тонкое звучание наполнило всё окружающее нас пространство. Оно лилось отовсюду, оно заполняло пустотные пазы моего сердца, оно звучало в унисон моим мыслям, и оно находило выражение в моей речи.

Божественная музыка и неземная, нереальная, но действительная красота.

Тучи познания сгущались прямо над моею головой.

Почему это были грозовые тучи, а не белые невесомые облака?

Потому что любая туча и особенно грозовая содержит в себе больше воды — этой чудесной и живой колыбели — больше, чем все облака вместе взятые — пусть красивые, но лёгкие и воздушные, невесомые.

Невесомые — простые и беглые, быстрые, пустяковые облака.

Пройдя соприкосновение, получив ощущения, испытав жажду, пережив её переход в привязанность, приняв эту привязанность как зависимость, и тем самым растворив её же в себе самом, я наконец-то получил возможность войти в то настоящее Существование, которое и было самой жизнью.

Именно жизнью, а не театральным и отлично срежиссированным представлением, умно поставленным спектаклем человеческого разума под названием «Жизнь».

Почему жажда чего бы то ни было, почему желание обладать чем-то всегда переходят в привязанность?

Почему они переходят в зависимость от самого предмета, так страстно желаемого человеком?

Почему они становятся сущим рабством личности от самого объекта обладания?

Ведь обладание чем-то — всегда иллюзия и химера, а значит, и любая жажда, любое желание — не что иное как привязанность к призраку, к туману, к галлюцинации.

На самом деле это очень просто.

Утолить возникшую жажду можно всего лишь одним мощным глотком воды — испив из родника желаемого.

Но пропадёт она только на определённое время, на одно лишь мгновение — и в этот момент, наверное, невозможно не привязаться к этому глотку, невозможно не стать с ним единым целым, невозможно не слиться с ним воедино!

Невозможно отказаться от своего родства с этим глотком, невозможно отказать ему во власти над собой, потому что даже небольшой глоток воды освобождает от жажды и делает человека чуть более независимым и свободным — свободным хотя бы от этого чувства — желания пить.

А большая свобода, великое освобождение всегда складывается из суммы свобод маленьких, из сложения незначительных, на первый взгляд, независимостей.

Жаждать, желать можно ведь не только воды, но и всего остального — денег, власти, влияния, славы…

Но всё это временно, только временно — вот в чем подвох!

Действие глотка заканчивается, и человек — как наркоман — тянется к бутылке за новой дозой.

Человек сливается с предметом своего желания и ошибочно предполагает, что этот предмет — часть человека. И хоть такое единение туманно и иллюзорно — оно имеет вполне реальные последствия — человек пропадает в привязанности.

Какой тогда выход?

Выход в разделении заранее несовместимого. Вот человек — а вот его деньги, или вот человек — а вот его слава, вот его власть — вот его жажда.

Выход — не комбинировать не комбинируемое, не смешивать то, что не должно быть смешано. Не должно, не может быть смешано, и никогда не смешается в настоящести, но вполне может соединиться в иллюзиях разума.

Настоящее слияние — чистое и вечное — может быть прекрасным и незыблемым только вне времени, только без привязки к любому периоду, к любому промежутку — без привязки даже к любой эпохе.

Слияние может быть прекрасным только тогда, когда потом вам не придется рвать, и рвать по-живому, ибо вы уже соединились — вы стали одним целым, даже если эта целостность живёт только в ваших иллюзиях.

И тогда практически невозможно не испытать то жгучее недовольство, иногда переходящее в злобу, в агрессию, в непримиримость к любому, попытавшемуся лишить вас этого глотка. К любому, кто захочет отобрать ту капельку влаги, которая в ваших мыслях уже и так принадлежит лично вам. К любому, кто в будущем (вот опять — время!) смог бы перекрыть источник этой самой воды.