Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

Степь была совершенно огромной, размеры ее определялись редкими далекими машинами, что ехали по другим дорогам, таща за собой шлейф пыли. Казались крошечными, с фасолину, а то и меньше. Сверкали таким же крошечным солнцем, отраженным в стекле.

На холме остановились, Отан вышел, обходя муравейчик, встал лицом в сторону дымчатой полосы морской воды на горизонте. И вытащив пачку, закурил. Женя посмотрела с неодобрением, но ничего не сказала. А Женька быстро прошел вперед, чтобы с самой высокой точки холма, поросшей жесткими пучками серой травы, насмотреться на плоскую ширину большого соленого озера, которое лежало в последней перед морем низине. Огромное, белое, озеро держало в центре плоскую пленку воды — след недавно прошедшего ливня, а к берегам белую соль оттеняла рыжая полоса соли красной. Наверное, решил Женька, в земле много железа, вот оно и выступает на белизне.

Ужасно хотелось побежать вниз, ступить на белую корку, похожую на сверкающий лед. Но быстро туда не сбегаешь, вон на берегу в тени маленького обрыва сидят двое, разложив на коврике припасы. И кажется — не люди, а малюсенькие куклы, размером в половину его мизинца.

— Мы потом сходим, — Женя подошла сзади, встала рядом, держа руками подол светлого платья, — ну, если все, если хорошо все будет.

Женька хотел спросить, а что может быть плохо? Но вокруг стоял такой радостный поднебесный свет, внизу сверкала озерная гладь, плоская вода отражала далекие и такие же плоские, только чуть поднятые над солью, холмы, а за ними — мягко синела полоса моря, что не хотелось нарушать настроение. И потом, решил он — разве Женя позволила бы ему втянуться в какое-то совсем опасное дело? И сам Отан тоже. Несмотря на свои язвительные подколочки, видно, как он любит девочку и с уважением прислушивается к ее мнению и словам. Даже если на самого Женьку ему наплевать, то на нее — нет. И все же, быстро подумал Женька, надо бы узнать, кем она ему приходится. Снова спросить прямо и добиться ответа. Вопросов, на которые Отан и Женя не отвечали ему, скопилось не так, чтоб много, но они были. Он ей дядя? А где ее родители? Где Отан работает, вернее, откуда берет деньги, чтоб жить, и на бензин вот. Откуда приехала, в гости к нему, что ли?

Были и другие вопросы. Женька так и не узнал, куда ведут переходы, связанные с цифрами Числовника. И вот еще — собачий лай в усадьбе слышался часто, а сама псина — где? Будка есть, около нее валяется цепь, вернее, аккуратно повешена на толстую ветку абрикоса, но на цепке — расстегнутый ошейник. Да и прочее, о чем Женька, удивляясь, иногда спрашивал (как о своем непонятном перемещении с Молодежного пляжа), а иногда не успевал, после забывая. Потому что, когда он с ними, то постоянно случается новое, и не обязательно внешнее. То есть, даже когда они с Женей тихо сидят на корточках, обклеивая потерянными стекляшками полукруглую скорлупу граненой комнатки лабиринта, молчат, думая каждый о своем, то мысли, что посещают голову, тоже новые, кажутся очень важными, и требуют внимания, отодвигая любопытство.

Так что все опасения, связанные с Моряной, Женька пока отодвинул. Они едут, мама его отпустила без всяких споров. Даже с Капчой он успел переговорить по телефону, и тот Женьку насчет своих проблем временно успокоил, радостно проорав, что Ана свалила на неделю с родителями, а если повезет, то и до самой школы ее не будет, паршиво, конечно, что никаких лямуров с ней не получилось, но ничо, доложил Капча через какой-то грохот и крики, на уроках наверстаю. И придурок Норис тоже уехал, со своими шестерками, куда-то они подались из города — то ли дела решать, то ли отдыхать в последние теплые денечки. А шумно в мобильнике, это потому что Капча работу себе нашел. Быстро, весело и бабла срубит. Какую? А это, Смола, пока секрет и сюрприз, а то набежите и все расхватаете, вот приедешь со своих поездочек, все расскажу.

Дорога на склоне вдоль озера была тоже наклонена и Женя, пытаясь сидеть прямо, все равно сваливалась в сторону, прижимая Женьку к самой двери. Отан посматривал сурово, но больше волновался, хорошо ли закрыта дверца, а то собирай вас тут, заявил Женьке, вытягивая длинную руку и проверяя дверь. На внутреннем сгибе локтя, прямо перед Женьким носом оказалась татуировка — в один цвет, длинный клинок, пронзающий звезду с неровными острыми лучами. Или то был жезл для этой самой звезды, и она находилась на его вершине, Женька не понял, не пялиться же на чужой рисунок во все глаза. Отан интерес отметил, довольно хмыкнув в свою густую бороду, торчащую в разные стороны. Прищурил глаза и снова немузыкально засвистел. А солнце уже клонилось к горизонту, еще достаточно высоко, чтоб греть в окно совсем по-летнему, но свет вокруг сделался желтым, потяжелел, словно его можно набрать в ладони, как воду.

Потом они ехали по широкой косе, отделяющей озеро от морской воды, и Женька вертел головой, чтоб видеть и оранжевое сверкание соляных пластов, и тяжелую синеву, покрытую чередой белых гребешков. Ветер теперь влетал в окно, ерошил густые волосы Отана, взметывал светлые волосы Жени и, облапав горящие Женькины скулы и нос, вылетал в сторону озера, оставляя в машине резкий запах моря и свежих водорослей.

Женька искал глазами Моряну, как рассказала девочка — домик из старых досок, наверное, под шиферной крышей. Но широкая полоса песка чуть ниже укатанной дороги из старого битого асфальта, была совершенно пуста. А потом муравейчик зарычал, затрясся, переходя на нужную скорость и пополз вверх, по отходящей от асфальта совсем уже разбитой, с глубокими колеями, грунтовке. Они взбирались на обрыв, оставляя море внизу, а озеро — позади. Женьку это немного разочаровало, он уже вообразил себе домишко, стоящий практически на песке, у самой воды.

— Моряна, — сказала Женя.

И он увидел именно его — воображенный дощатый домик, чей силуэт на фоне сверкающей под солнцем воды прерывал длинную кромку обрыва. Рядом с домиком возвышался ветряк, крутились лопасти, сливаясь в дымчатый круг.

Переваливаясь на выбоинах, рытвинах и ухабах грунтовки, муравейчик подкатил к домику и, тыркнув, замолчал. Шум волн заполнил уши, заорали чайки и зашелестела трава, такая же высушенная, как по всей степи, через которую ехали часа полтора, прикинул Женька, выбираясь и спрыгивая на звонкую землю.

— Мешки, — сказал Отан, снова вытаскивая из кармана сигаретную пачку, — выгрузим и валяйте на берег, успеете выкупаться. Эжени?

— Ньерд? — отозвалась девочка, оглядываясь с самого края обрыва, куда ушла сразу же.

— Моряну покажешь завтра. Пока будете плескаться, уже стемнеет.

Та кивнула. Женька посмотрел вопросительно, не понимая толком, о чем они — домик вот он, и им там спать, при чем тут темнота и что показывать. Но внизу море гнало к берегу белых барашков, а пропылились так, что на зубах поскрипывало. Лучше и правда, побыстрее выгрузить мешки, в которых, наверное, половина бутылок уже побилась. И — купаться.