Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

Но вдруг неподалеку раздался смех. И Женька застыл, отпуская теплый локоть девочки. Заскрипел песок под чьими-то неторопливыми шагами.

— Нравится? — утвердил вальяжный мужской голос, — я говорил. А ты все не хотела.

— Тут хорошо. Только. Жаль, что твои ребята шумят. Ну, было бы лучше, если б мы одни приехали.

— Скажешь тоже, — через крики и близкий плеск волн послышался смешок, — я один не могу, котенок. У меня врагов много.

— Врагов? — женский голос удалялся в сторону воды, — Валера, какие враги? Так говоришь, будто мы с тобой в кино. В боевике каком.

— А ты хочешь в кино? Ну, типа, сняться хочешь, а? Мне на пару деньков нужно в Ялту метнуться, на юбэка щас кинцо снимают, у меня кореш помощником режиссера. Главную роль не обещаю, ясен пень. Но в эпизоде покажут. Если попрошу. Хочешь, Лорик?

— Мам? — вполголоса сказал Женька, вышагивая снова из темноты в мерцание красного света, — ма-ам?

Двое, что стояли в мелкой воде — женщина приподняла над коленями светлый подол, склонив стриженую головку к плечу, мужчина резко повернулся на тихий Женькин голос — не пошли обратно.

Не услышала, понял Женька. Или — не она?

Мужчина что-то тихо сказал спутнице, подтолкнул в спину, направляя к далекому костру. И она пошла, разок оглянувшись на темноту, куда Женя снова затащила мальчика.

Мужчина уверенно зашагал к ним, шлепая по мелкой воде босыми ногами, темными над краем белых шортов. Не оглядываясь, взмахнул рукой, и на его жест по берегу затрусил массивный силуэт с согнутыми локтями.

Дождавшись подмоги, указал на густую тень, которая от прыгающего по песку света казалась совсем черной. Темноту прорезал луч сильного фонаря. Уткнулся в глаза Женьке, тот прикрылся ладонью, становясь так, чтоб Женя оказалась за его спиной.

— Опа, — удивился мужской голос, — детишки! Да голенькие совсем детишки! Вы что тут делаете, мелкие? От мамы-папы из палатки сбежали? Любовь покрутить? Вам взрослые не говорили, стыдно в таком виде по пляжу шариться? Не рассказывали, что можно на злых дядей напороться? Кое-чем кое на что?

Здоровяк за спиной хозяина заржал, общупывая лучом фонаря застывшего Женьку, высветил ноги девочки и ее локоть.

— Отойди, ссыкло, — велел мужчина, не двигаясь с места, — дай посмотреть, кого ты там собрался… — и объяснил дальше спокойными грязными словами, от которых у Женьки запылали уши и мгновенно вспотело лицо. А все тело сделалось таким беззащитным, словно с него одним движением сняли кожу. И — вдвойне, потому что Женину наготу он сейчас ощущал сильнее своей.

— Пацан тоже ничего себе так, — заржал массивный спутник, поигрывая фонарем и назойливо тыча светом Женьке в глаза, — небось и не броется еще. Сам, как девонька. Тебя как звать, девонька в панталонах?

— Заткнись, Зяма, — лениво велел белый, шагнув ближе.

У Женьки заледенели руки. Зяма… И этот, со знакомым голосом. Это же Норис! Сразу бы понять, но женщина, которая рядом с ним шла и смеялась, и голос ее был так похож на голос матери. Вся голова кругом. Нет, не она, понял с облегчением, которое тут же съел страх, конечно, не она, разве ж она станет. Будет.

— Я что сказал! — возвысил голос Норис, отряхивая свои призрачные в темноте обрыва шорты.

— А? — довольно глупо отозвался Женька.

Ему казалось, час они топчутся тут, по колючкам, щурясь от яркого света. Но на самом деле совсем же немножко и надо просто рвануть от них, пока не прицепились еще сильнее. Он пошевелил локтями, опустил руку, пытаясь нащупать пальцы девочки, чтоб дернуть, когда побежит.

— Э, — предостерег Зяма, — ну-ка, встал ровно!

Кинуться бежать сам Женька просто не мог. Рвануться, открывая лучу растерянную и, конечно, испуганную Женю… Вот если с Ромкой и правда она, лихорадочно возмечтал, моргая и снова прикрывая лицо, или вот Отан… Если с Моряной, и правда он.

— Но ты же не вериш-шь, — горящее ухо овеял ехиднейший шепот, — не вериш-шь ведь…

Если надо — поверить. Если. Надо. — Понял Женька, забыв, что он реалист и тормоз. Если надо. Для Жени. Чтоб увести ее.

Он шагнул вперед, прямо навстречу лучу.

— Уйди вбок, — велел Норис, — я человек старой закалки. Пусть вон Зяма с тобой. А мне надо телочку твою рассмотреть.

— Нет, — сказал Женька, оглохнув и не услышав себя. Шагнул еще раз.

Но из-за его спины вывернулась фигура, коснувшись локтя очень холодными пальцами, ледяными просто. Голос прошуршал, как снег, что пересыпается под студеным ветром.

— Молодец, теплое сердце. Теперь я справлюсь.

Женька застыл со сжатыми кулаками, с изумлением глядя вслед идущей к Норису фигуре. Это не Женя, понял он сразу, как только она его обошла.

Женщина была высока, очень стройна и светила кожей такой белизны, что глаза сами прищуривались. На ней не было ничего, кроме завесы волос цвета светлой стали, которая колыхалась, закрывая спину и ягодицы. На миг она обернулась с легкой улыбкой, от которой Женьку продрал мороз. И снова пошла к Норису мягкой колеблющейся походкой, встряхивая на ходу головой. Волосы качались, потрескивали и тихо звенели, казалось, сейчас начнут сламываться, рассыпая вокруг тысячи ледяных иголок.

Вокруг все менялось, понял Женька, не имея сил двинуться и даже оглядеться, потому что глаза словно примерзли к стройной спине и длинным, как у манекенщицы, ногам. Хотел отвести взгляд, но не мог, честно не мог, испуганно признался себе. И даже посмотреть назад, увидеть, куда делась Женя, не мог.

Но руки мерзли все сильнее, вокруг голых ног крутились злые сквозняки, под ступнями потрескивало, как будто он стоял на стекле. Или на льду. Или песок стремительно замерзал, вмораживая в себя его ноги.

Женщина протянула вперед руки, они засветились в темноте, осыпая тончайшую, тоже светящуюся пыль, под которой песок высветился узорами, какие бывают зимой на замерзших стеклах. Петли и завитки крутились, расходясь от ее босых ног все дальше, достигли воды, и та затрещала уже звонко, выстреливая там и сям, будто ломался тонкий лед и снова застывал, схваченный морозом.

— Эй! — Норис тоже выбросил вперед руку, ладонью делая предостерегающий жест. Но на следующем слове захлебнулся, кашляя и хватая себя обеими руками за горло.

Вокруг свистело и выло, вздымая клубами и тучами, нет, уже не песок. Лепило белую массу на растерянные фигуры, и вот уже Зяма, всхлипнув, завертелся, падая на колени и поникая головой под тяжестью белой, как массивный тюрбан, шапки.

Женька сделал маленький шаг, колеблясь, куда двигаться — вперед, или назад, где стояла девочка. Повернулся, спохватясь, испуганный ее молчанием. Но она была там, стояла неподвижно, округлив напряженные руки и закусив губу. Все видно, понял он, все стало видным — слепящий ледяной свет победил темноту бабьего лета. Но вот странно, увидев Женю, сам он холода уже не ощущал. Топтался в невидимом коконе теплого воздуха. Протянул руку, касаясь ее скрюченных пальцев.