Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

На самом деле, он хотел спросить как раз про Отана. И про его насмешливую собеседницу. Они что, устроят после всего этого какой-то вечерний чай? Но из-за Жениного командирства и недавнего своего страха несколько рассердился. И вообще, все было наперекосяк, смутно и непонятно, с реальными опасностями, которые, оказывается, никакого не содержат адреналина, а пугают до колик в животе и продолжают пугать потом, когда вроде бы все кончилось. Что вообще происходит, наконец, спросил он себя, и возможные ответы напугали его еще больше. Потому что в них маячило будущее: и что еще будет происходить? Такое вот, опасное, и не только для него.

— Врешь, — устало возразила Женя, когда они побрели обратно, оставив в темноте двоих, что говорили тихо и невнятно, и голоса становились все тише, — или нет? Ты же его ненавидишь, этого, в шляпе. И тех, что с ним. Зачем тебе знать, смогли они выжить или нет?

— Выжить? — Женька остановился, не обращая внимания на колючку под босой ступней, — как «выжить»?

— А ты не видел, что творилось? Как думаешь, если такое бревно долбанет по башке, когда мимо пролетает, что будет?

— Я думал… Подожди. Ну да, я понял, это все по-настоящему. Но чтоб смерть?

— Жень, пойдем, а? Я совсем устала.

Он вспомнил, как девочка пыталась оберечь его, округляя руки в материнском жесте, и там, рядом с ней было не страшно и не опасно. А ей, и он сам это видел, было невероятно тяжко. Губу прикусила, до крови.

Он шагнул, вздыхая. Взял ее вялую руку. Другой рукой она придерживала на груди чужое полотенце. Пошли обратно, медленно, с трудом переставляя ноги по рыхлому песку. А у Женьки все сильнее тянуло сердце. И хотелось побежать, выдернуть из кармана шортов смартфон, дозвониться.

— У них нормально все, — снова сказала Женя, видимо, в ответ на то, что он сильнее сжал ее руку, сам не заметив, — я успела. Проверить.

— Как?

— Они уехали. Еще до того, как все случилось. Собрались и дернули через степь. Передумали ночевать.

— Как до того? — Женька даже сбился с шага, — мы же. Мы же стояли там, с уродом этим. И тут же все случилось. Прям сразу. А ты говоришь…

Она пожала плечами в темноте. Он понял это по движению руки в его руке.

— Отан был неправ. Рано тебе. Я тоже хотела, чтоб ты с нами, на Моряну. Следующий раз будет нескоро. Ведь. Но видишь сам…

Женька молчал, обдумывая ее слова. Знал, она не врет. Никогда не врала ему, ни разу, хотя что они там знакомы — третью неделю всего. Просто, те кто врут, они говорят. Болтают. А Женя, если не хотела чего рассказывать, просто молчала. Не придумывала. Выходит, не врет и теперь. Уже хорошо. А второе — насчет Отана и Моряны. Может, и рано. Но он уже тут, и все уже произошло.

Так ей и сказал, суя ногу в мятую шортину, когда они, наконец, добрели до своей одежды. И Женя согласилась, вздыхая. Но тут же немного повеселела.

— Нам рано вставать. Моряна же. Ты только пообещай, что будешь тихим, мирным, и не станешь злиться, ни на кого. А то Отан отправит меня…

Она не закончила фразы. Женька устал цепляться и выпытывать, он вообще от всего, что случилось за этот длинный день и кусок ночи, устал. А еще чай вечерний, с этими двумя (монстрами, подсказал внутренний голос). И еще — самая важная вещь!

— Жень. Ты сейчас иди спать, а я пройду дальше, хорошо? К озеру. Где связь. Мне домой позвонить.

Он засветил экран, уныло разглядывая индикатор сигнала — маленькую палочку на месте уверенного заборчика. Усталость наваливалась все сильнее. Но тревога за мать никуда не девалась. Хоть и понимал, не было ее тут, не могло быть. И Женя заверила — все уехали раньше.

— Сегодня ночью связь наверху будет, — сказала девочка, забираясь по крутому подъему впереди него, — от домика позвонишь.

Так и вышло. Немного казнясь, Женька дождался после десятка гудков сонного маминого голоса, который сразу же стал обеспокоенным.

— Женчик? Ты чего звонишь в три утра? У тебя все в порядке?

— Да, мам. Прости. Я думал, вечер еще. Ну, я просто. Спокойной ночи.

— Ты мой лапка, — мама засмеялась, — хорошо, я толком заснуть не успела. Смотри, я тебя жду.

— А ты где была? — насторожился Женька, краем уха слыша, как Женя звякает посудой у очага за углом домика.

— Завтра, сына, — мама Лариса зевнула, строгим шепотом прикрикнула, — Боцман, а ну слезай с подушки!

— Боцману — хвост накрути, — распорядился Женька, — от меня.

— Накручу. Расскажешь завтра, как покатался?

— Угу. Спи давай.

Ночную беседу он благополучно проспал. Свалившись одетым поверх тощего одеяла, заснул каменным сном, показалось, всего на секунду. И сразу же плечо мягко толкнула рука:

— Жень? Просыпайся. Пора.

Зевая до слез, он выбрался из домика, моргая на встающее из воды солнце. Принял из рук девочки горячую кружку, исходящую кофейным ароматом. Поплелся за угол, сел у очага, на котором чугунная сковородка вкусно пахла жареными оладушками. И откусывая горячий кусок, огляделся, медленно просыпаясь.

— Отан уже там, — сказала Женя за его спиной, — я поела, пей и бери мешки. Нужно поторопиться. Пока нет людей.

— А что будет?

— Увидишь.

— А она? Она тоже там?

— Хиус? — девочка засмеялась, усаживаясь и снимая со сковороды последнюю порцию оладьев, — нет, она ушла. К себе.

— Жень… Она кто?

Девочка стала серьезной, быстро глянула на него потемневшими до фиолетовой синевы глазами. Как всегда, когда волновалась, лицо загорелось легкими алыми пятнами.

— Извини. Я говорила — тебе рано еще. Я скажу, только попозже. Тем более, ты не так спросил.

— А как надо?

— Вот когда сам поймешь, как надо, то спросишь. И я отвечу. Или ответит Отан. Если он такой умный.

Женя фыркнула, видимо, вспоминая их с Отаном спор насчет Женьки.

День над берегом вставал солнечный и совсем тихий. Ветерок приходил легчайший, овевал лицо, касаясь скул и волос ласковыми воздушными пальцами. Потому идти по комковатой глине и скользкой траве было приятно, с легкими пустыми мешками, увязанными веревкой в пару больших свертков. Моряна звенела и погромыхивала, немного лениво, как бывает после шторма, когда ветра уже нет, а прибой еще трудится, таская песок и ракушки.

Пройдя ущелье в обрыве, они вышли, жмурясь от яркого уже солнышка. Женька увидел — Отан не трудится, и даже не стоит на каменном носу Моряны. Лег на песке, звездой раскинув могучие руки и ноги в обрезанных рабочих штанах. А борода торчит в небо, и косматые волосы спутались серой короной. Интересно, подумалось Женьке, он вчера был какой? Если Маистра эта Хиус, как там ее дальше, шарилась по воде совсем голая, в одной своей гламурной прическе с волосами ниже попы. И представил себе Отана таким же — с мощными обнаженными ногами, выгнутой поясницей, с руками, которыми тот сдерживал ледяные тонкие руки, полные снежных кристаллов. Картинка вышла, как на обложках фэнтези. Но была вполне себе представимой, в ней борода Отана и его косматые кудри смотрелись не диковато, как в реальной жизни, а как раз к месту. За мыслями он не заметил, как подошли к Моряне. Замедлил шаги у входа в бетонную ловушку, в которой сегодня волны не прыгали как безумные, а тихо плескались, мерно подступая и отступая. И выронил полиэтиленовый сверток, раскрывая от ошеломления рот.