Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— Как видите, аномальная жара, внезапно накрывшая Керченский полуостров, переходит в нормальную для этого сезона температуру по мере удаления от берегов пролива, — вещал диктор, — следовательно, отдыхающие на Южном берегу продолжат наслаждаться отличным бархатным сезоном, а вот керчанам в ближайшие два дня придется в буквальном смысле попотеть.

Женька передернул плечами, рюкзак ерзнул на мокрой спине. Только сейчас он заметил, что жарко не ему одному. По Ленте бродили люди в распахнутых кофтах, несли снятые ветровки, вытирая пот с распаренных, красных, как в бане, лиц. Качали головами, обсуждая погоду, и задирали головы к небу — по-летнему бледному, с белой монетой солнца.

Но, кажется, никто не смотрел на неподвижные кроны деревьев, что раскинули в стороны ветки с уже пожухлыми листьями. Не отмечал ровно висящих уличных штор, украшающих летние кафешки, а ведь обычно их надувало парусами, знал Женька, и хозяевам приходилось крепко привязывать прозрачные полотна к перилам, чтоб не летали на всю улицу. Ну, правильно, тут в рабочий день все больше туристы гуляют, им неведомо, что город на берегу пролива — самый ветреный город большого полуострова, безветренные часы в нем наперечет — иногда глухой ночью или под утро, иногда — пара часов вечернего штиля. Или же — грозное затишье перед шквалом, когда его толкает впереди себя мощный, на все небо, облачный фронт. После такого затишья приходит ураган. Или кромешный ливень с градом и молниями. Или же — резкое изменение температуры, иногда градусов на пятнадцать сразу, буквально вот за полчаса лето превращается почти в зиму.

Про ураган казалось страшнее, но Женька, отслеживая погоду с самого несмышленого детства, ведь охота разве испортить поездку на море с друзьями, знал — резкие скачки температуры бывают намного неприятнее. Ветрище или дождь можно пересидеть хоть как-то. А вот возвращаться домой в шортах и сандалях при почти минусовой температуре после целого дня приятного тепла на побережье… Тут никакого здоровья не хватит.

Небо было пустым. Ни единого облачного перышка, ни темного пятна на горизонте. Только солнце и зной.

Беспокоясь, Женька снова вытер мокрый лоб. И вытащил мобильник, тыкнул в номер на последней Жениной смске.

Гудок оборвался на половине.

— Ты где? — сказала Женя быстрым голосом, от которого его беспокойство еще усилилось. Он уже репетировал эдакий скрытый упрек, вот мол, хожу тут, жду, когда свистнешь, но все отбросил, так же быстро ответив.

— Подхожу к набережной. Выйдешь?

— Нет. Встречу на Горной, у цветов.

И она отключилась. Все же свистнула, попробовал ухмыльнуться Женька, но пошел очень быстро, боясь думать о том, вдруг что-то случилось.

Женя стояла рядом с огромным кустом дурмана, именно там они в первый раз снимали белые цветы. Ничего не делала, просто ждала, опустив руки вдоль вытертого джинсового комбинезона: так странно было видеть ее без маленькой фотокамеры. И глаза, отметил Женька, совсем темные, цвета, как грозовая туча над желтой степью.

— Что? — спросил в ответ на быстрый кивок, после которого девочка сразу отвернулась и нырнула в узкий проход между беленых домов.

— Потом. Надо быстрее.

И он замолчал, стараясь не отставать.

Во дворе Отана Женя свернула в сад. Там, под старыми деревьями хранились остатки тени, и Женька выдохнул, совсем умаявшись в тяжелых, как гири, кроссовках. Вышел следом за девочкой на обеденную поляну — небольшой газончик, заросший плотным ковриком спорыша, на котором обычное — пластмассовый красный стол, пять стульев вразнобой, под деревом айвы — очаг и рядом мангал на тонких ногах.

Сейчас стол был сдвинут в тень развесистой вишни, а два стула уже заняты. Отан сидел, положив на столешницу сжатые кулаки размером с небольшие тыквы. А рядом, обхватив длинными пальцами крутые бока стеклянного графина, восседала морозная дама, пристально разглядывая вспотевшего гостя в мятой расстегнутой рубахе.

— Здрасти, — мрачно сказал Женька. Замялся, не зная, куда и с какой стороны подходить.

Отан кивнул, бородой указывая на стул напротив. Женя взяла гостя за горячую руку, подтащила, усаживая. А сама обошла стол и села на третий стул рядом со взрослыми. Вышло так, будто Женька на экзамене каком, и три пары глаз смотрят, вгоняя в неловкость.

Дама со сложным именем, из которого Женьке запомнилось одно — Маистра, потому что похоже на «маэстро», понял он, а Женя ее называла Хиус, тоже часть длинного — вспомнил — осмотрев его потные щеки и торчащие надо лбом русые волосы, усмехнулась, слегка закатив серо-стальные глаза, и отвернулась к девочке с подчеркнутым вниманием. Женька насупился.

— Чинук пропал, — сказала Женя, тоже кладя на стол руки и сплетая пальцы так, что побелели костяшки, — Чинук. Помнишь, я обещала, что вас познакомлю осенью. Ну… в общем, перед школой самой.

Женька молчал, роясь в памяти. Да, был у них короткий разговор, когда он удивился, что будка во дворе есть и цепь висит, брошенная на толстую ветку черешни, и ошейник разомкнутый на ней, обычный, брезентовый, а самой собаки не видел ни разу.

— Ты не говорила. Имени. Угу, я понял, собака ваша, да?

Маистра-Хиус оставила в покое графин, разводя совершенные руки в жесте смиренной покорности, мол, я терплю, пока что. Отан смущенно хмыкнул, подвигая к себе стакан. На графине от женских пальцев остались белые искристые следы, а крутые бока стремительно покрывались мелкой росой. Из горлышка полилась рубиновая струя. Наполнив стакан под самый край, Отан подвинул его через стол.

— Не торопись, горло застудишь.

Женька коснулся граненого стекла и отдернул руку, тот был ледяным настолько, что обжигал кожу.

— Кай-Соларис-Фейе-Нот, — в женском голосе, сталкиваясь, звенели льдинки, — ты не могла хуже исполнить намеченное. Как будто ты делаешь это — в первый раз! Да уж, даже в первый ты…

— Леди Маистра, — пророкотал Отан, останавливая собеседницу жестом одной руки, а другой нещадно хватая себя за клочкастую бороду, — я попросил бы. Это по меньшей мере неделикатно. По отношению к нашему гостю.

— Я не знаю, чем вас так пленил ваш гость, — леди Маистра сделала легкий поклон, полный насмешки, в сторону Женьки, — но даже ты, хранитель и наблюдатель, ведешь себя, как дитя неразумное! Вам обоим начертано было! Что? Сами ведь знаете! Но вместо выполнения предначертаний я вижу беспрерывную череду мелких шалостей и проступков, абсолютно, космически неподобающих тем, кто…

— Чинук пропал! — перебила изысканно-ядовитую тираду Женя, поднимаясь и упирая в столешницу кулаки, — пропал! И вокруг уже начинает происходить! Какая теперь разница, что мы делали не так!

— Да, — поспешно согласился Отан, и глазами показал Женьке на ледяной стакан, мол, пей давай.