Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— Ясно. Извини.

— Нормально. Я рада, что понимаешь.

Он и правда, вполне понимал, в их интересах не устраивать дикой войны, похожей на киношные страсти в фильмах-катастрофах. Это на экране ураганы, шторма и годзиллы крушат города и небоскребы на радость зрителям. А в жизни — в каждом доме живут люди. С детьми. По степным дорогам едут машины, в море болтаются корабли и рыбачьи лодки. Наверняка Отан и леди Маистра могут справиться с Норисом и забрать Чинука, но в этой схватке небо смешается с землей, море выйдет из берегов.

Он вспомнил еще — маленький пляж, усыпанный морскими стеклышками, толстый Костик — зовет маму, отбросив ненужный пластмассовый автомат. Да блин, даже не смерти, но можно ли хотеть, чтоб небольшой дом в бухте, где торчит корабельный маячок, развалился от случайного шквала! А мальчишка сломал руку… И все такое.

Да, понимал Женька, Отан и Маистра поступили правильно, приехав отдельно и уйдя в домик Моряны на обрыве. Отсюда был виден силуэт ветряка, самого дома и рядом сверкала крошечная алая искорка — стекла грузовичка поймали лучи закатного солнца.

Солнце…

— Он ждет темноты.

— Что?

— Норис. Я думаю, он ждет темноты. Чтоб пострашнее. Жень, я один должен, да?

Девочка обдумывала что-то, сведя выгоревшие брови. Повернула к нему встревоженное лицо.

— Тогда он сейчас за мысом. В заливе вулканов. Мы должны идти.

Спускаясь следом по твердым, как железо, травяным кочкам, Женька подумал, впадая в уныние, она не ответила, насчет «один или нет». Но все же, идут пока вместе, уже хорошо.

— Я буду с тобой, — решительно сказала Женя, оскальзываясь на рытвине и взмахивая руками, — хотя это неправильно. Но я буду. Только, Жень, я ничего там не смогу. Понимаешь? А вдруг я буду мешать?

— А я-то что смогу? — Женька догнал ее, поймал локоть, поддерживая.

Его рука скользнула ниже и ухватила ее пальцы. Дальше шли вместе, помогая друг другу перепрыгивать врытые в степную землю корявые камни.

— Летал, — напомнила Женя, — только что. Это же не сон и не бред.

Лучше бы сон и бред, сердясь, подумал Женька, чтоб и Норис с Чинуком тоже оказались сном и бредом.

Они спрыгнули с небольшого обрыва, вызвав шуршащую осыпь глиняной крошки. Похрустывая шагами по кубикам ржаво-красной щебенки, подошли к самому краю соли. Женя отпустила его руку и ступила на красные отблески. Топнула кроссовкой. Над гладью пронесся еле слышный звенящий звук.

— Высохло все. Думаю, даже в середине мы не провалимся. Идем?

Вместе они ступили на алую соль, и та засверкала в глаза, усиливая цвет тяжким не уходящим зноем. Соль ложилась под ноги, твердая, как бетон, похрустывала, сламываясь тонкими пластинами, и от них разбегались легкие еле заметные тени, удлинялись по мере того, как солнце медленно приближалось к пологой линии холмов.

Женька оглянулся. Их тени росли, стремясь остаться на берегу, но не могли, следуя за медленными трудными шагами. Женя вдруг ускорила шаг, бросая его руку. Нагнулась над чем-то маленьким, нарушающим гладкую поверхность. Присела на корточки.

Он подошел, глядя через ее плечо. Чайка. Сидит на соленых кристаллах, раскинув беспомощные крылья, опушенные мелкой солью. Глаза подернуты мутной пленкой, клюв открыт.

Женя протянула к нему руку. Повернулась, сводя брови. Он помедлил секунду, потом вытащил из полупустого рюкзака пластиковую бутылку с теплой водой. Тоже нахмурился, когда девочка, отвинтив пробку, плеснула драгоценной пресной водой на покрытую мохнатой солью птичью головку. Не к месту вспомнил про чаек вообще — пакостные они птицы, вредные, драчливые и хулиганистые. Но Женя права, не бросать же ее тут помирать.

Пряча в рюкзак почти пустую бутылку, ужасно захотел пить, но прогнал желание. Чайка, переваливаясь, сделала несколько шажков, побежала, взмахивая острыми крыльями. Взлетела и через полминуты исчезла в зеленоватом поблескивающем небе, кажется, тоже полном мельчайших соляных кристаллов.

В сказке, бредя дальше, прикинул Женька, она бы вернулась в нужный момент, привела с собой дофигища птиц, и они порвали бы Нориса в клочья.

Солнце коснулось макушки холма и к ногам легла черная, резко очерченная тень, внутри которой после сверкания соли почти ничего не разглядеть.

— Пойдем? — шепотом сказала Женя.

Оказалось, они пересекли почти все озеро. Там, за их спинами мягко сверкала алая соль, к ней тянулись черные полукруги теней, повторяя собой очертания холмов. И Кой-Аш был таким огромным, что Женька сам себе представился муравьем на краешке большой тарелки. Нет, еще меньшим на еще большем.

— А где?…

Но вопрос остался незавершенным. В густой тени заблестела узкая кривая щель, пропуская в себя багровый солнечный глаз. Оказалось, озеро туг не кончается. Оказалось, между холмов соль сбегалась узким перешейком, чтоб, проскользив мимо щебенчатых берегов, переходящих в заросшие полынью склоны, распахнуться снова, совсем уже неземным, угрожающим пейзажем.

…Оказалось, солнце еще не уходило за горизонт, тут ему не мешали холмы и огненный шар завис над равнинным проемом, стиснутым по сторонам плавными склонами. Свет без препятствий изливался на кусок степи, узкий берег, но главное — на заключенное в берега пространство круглой бухты, тоже покрытой солью. Но вместо кристаллической глади соль была изрыта огромными кругами и воронками, те казались космически черными, блестели в закатном свете багровыми бликами. И — шевелились.

Женька застыл, стараясь не испугаться, с нажимом уговаривая себя, что — ничего ведь страшного. Она сказала — вулканы. Да полно их в степи, нормальные грязевые вулканчики, за поселком Баксы есть их целая долина, и там серые озерца грязи, в них — ленивые пузыри. Выныривают из глубины, надуваются, лопаются, разбрызгивая прохладную вонючую грязь.

Перед ними зарокотало утробно, черная жижа в неровном круге пошла рябью, поднялась, становясь прозрачной — через нее тускло светило заходящее солнце. И огромный пузырь лопнул, обдавая их лица раскаленными мелкими каплями. На месте пузыря ворочалась, завертываясь, неглубокая воронка с дрожащим в центре багровым бликом.

И, как по команде, бухта ожила, заговорила угрожающим низким басом, бульканьем и шлепками. Повсюду медленно вздымались вязкие столбы, круглились пузыри, похожие на черные лысые головы чудовищ, расползались жирные щупальца, блестя по черному омерзительным красным и фиолетовым цветом, будто они из сырого протухшего мяса, обвитого радужными пленками. И запах, усиливаясь, стал таким же. Как в мясных рядах, думал Женька, борясь с тошнотой и быстро переводя взгляд с одной воронки на другую, когда конец дня, и кругом воняет и мухи…

— Жень, — сказала девочка за его спиной.