Александра-К - Ненависть [СИ]

Наместник бешено орет:

— Альберик, да что же это такое! Откуда они этих кур приволокли?

Откуда- откуда — оттуда. Выясняется, что ночью холодно стало, теперь мелкие хотят их забрать в дом. Обреченное:

— Ну вот, курят нам и не хватало…

Не хватало — курят, тварят, Мыша, Лиса, старого раба и верного сотника. В доме Наместника — живые голоса, смех, плач. Дом ожил…

Альберик уговаривает оттащить клетку к Лису — ему будет повеселее, оттуда слышится возмущенный крик сотника — он никак не рассчитывал, что последнюю начь перед отъездом будет ночевать в такой компании, слышно, как Лис смеется — хоть немного утешился…

— Мыш, надо им хоть какие-то имена дать — ну не собаки же они, чтобы клички давать…

— Есть у них имена.

— А у тебя и Лиса?

— Мы уже прошли инициацию воинов, нам их говорить нельзя — только самым близким. А малыши еще только владеют младенческими именами — им можно.

— И мне не скажешь?

Мыш низко опускает голову — нет. Ну, конечно, зачем ему говорить свое имя, ведь только близким говорят, а кто он ему… Так, господин.

— Не обижайся, правда, нельзя.

— Ладно, — тяжкий вздох, — а как их зовут-то?

— Черныш — Берси, а Беленький — Моди…

— Это значит что-то? Или как у нас — просто символы?

— Значит, — Медвежонок и Спокойный. Они такие и есть…

— А если я позову?

— Должны придти. Но не знаю — они могут и не подчиниться.

— Ладно, потом. Мыш, знаешь, боль почти ушла — так, слабые отголоски…

— Я рад. Если снова будет — то зови — можно будет попытаться ее снова убрать…

— А я зову — сейчас…

Эйзе отскакивает от ложа, сердито говорит:

— Ты что, день же, слышно все будет!

— А ты не ори!

— А ты не смейся..

Наместник хитро изворачивается и ловит Мыша за руку:

— Иди сюда… Я соскучился.

— Ночью не дрыхнуть надо было.

— Ага…

Ремигий прихватывает его за плечо, втаскивает на ложе:

— Ну что, сопротивляться будешь?

Мыш смеется, но ответить не успевает — требовательные горячие губы закрывают его рот поцелуем. Эйзе сладко вздыхает, Наместник торопливо стягивает с него рубашку, пальцы ледяные от волнения — для него каждый раз — испытание, но и отказаться от удовольствия он не может. Мыш немного помогает, когда Ремигий от волнения запутался в ее рукавах. Мальчишка спокойно кладет руки на грудь воина, проводит по рельефной выпуклости мышц, тихонько щекочет бок, растерявшийся Ремигий жалобно вздыхает — смеяться вслух нельзя, они еще и дверь не заперли, а идти теперь к двери — поздно, не до этого. Мыш хищно скалит зубки и вдруг со всей силы вцепляется в губы Ремигия, покусывая их не очень сильно, тихо рычит. Бедный Наместник теряется — Мыш себя никогда так не вел, Лис, чтоб ему пусто было-научил Эйзиньку всяким гадостям — запрещал же, ну хоть бей его! Эйзе тихо смеется — похоже, вслух сказал, и, как всегда — зря. Легкие руки ласкают плечи воина, спускаются ниже, еще ниже, нежно касаются возбужденной плоти — целое утро в постели Наместник об этом и мечтал, только боялся сказать. Мыш опять смеется, пытается залезть под одеяло, но воин его оттуда тут же вытаскивает — не хватало еще и такого! Тоненькие пальчики ласково гладят восставший член по все длине, проводят по резко выступившим венам, воин со стоном поворачивается, откидывается назад, выгибаясь в сладкой муке.

— Мыш? — в вопросе и мольба, и отчаянное желание. Но только больше никогда не будет принуждения — очень дорого заплатили за ошибку.

— Да… — тоненькое тело выгибается навстречу ласкам господина.

Воин поворачивает его на бок — не все Мышу быть господином в паре. Мыш вздыхает:

— Не тяни…

Ремигий не тянет — пальцы осторожно начинают свой путь по сладким местечкам, смазывая их маслом, немного, очень осторожно растягивая вход. Он не хочет причинить боль, он хочет только приласкать и дать радость. Мыш тихо стонет от возбуждения — он успевает за господином, научился успевать в своем возбуждении. Вход резкий и немного неудачный — Мыш вскрикивает от боли — недобно, на боку, пришлось прижать мальчишку к себе, чтобы войти. Мерное, неторопливое движение — чтобы не испугать, чтобы не причинить боль. Эйзе выгибается всем телом, со всхлипом подается назад, усиливая проникновение вглубь возлюбленного. Еще, и еще, и еще. Мыш уже отчаянно всхлипывает — он окончательно потерял контроль за собой, бьется в руках Ремигия, с одной стороный, пытаясь уйти от боли, раздирающей тело, а, с другой строны, прижимаясь все ближе, усиливая боль и удовольсвие. Слитный вскрик, Мыш вырывается из — под тела Наместника, рвется в сторону, даже не давая прикоснуться к себе, но воин удерживает его, проводит рукой по твердому от прилива крови члену. Мыш в голос вскрикивает, Ремигий со смехом зажимает ему рот — не хватало, чтобы мелкие принеслись спасать Мыша от издевательств Наместника. Тоненькое тело начинает римично и сильно содрогаться, воин довольно улыбается — все идет своим чередом. И сам вдруг вскрикивает — разрядка наступает неожиднно, поток жижкости изливается в тело мальчишки — выйти он просто не успел. И тут же чувствует вязкую жидкость на ладони — Мыш кончил почти одновременно с воином, содрогания его тела становятся все слабее, он блажнно тянется за поцелуем, получает его и сладко задремывает, уже не слыша:

— Спасибо. Люблю тебя…

Боль и ненависть отступили на время. Сон, любовь, утешение. Так хорошо, так спокойно… Сон…

Жуткий грохот где-то у входа в дом, Мыш мучительно и сильно взрагивает, Наместник зло ворчит — ну не дают даже минутки побыть наедине, дверь распахивается, проснувшийся Мыш с писком прячется за спину воина. Это всего лишь Ярре, но глаза у сотни ка — безумные:

— Господин, на границе — бой, вестник прибыл — вчера вечером напали…

Три дня гонец сумел преодолеть почти за сутки — дело плохо, видимо, подкрепление тербуется, и выводить сотни придется ночью — иначе просто не успеть — сутки прошли, сколько еще сможет продержаться слабый пограничный гарнизон. Ну что ж, вот тебе и плата за любовь — Наместник сам ехать не может из-за своей же собственной глупости — бросился в огонь спасть Мыша любимого. Ехать придется Ярре, уводить из города большую часть войск. Если что-то произойдет в его отсутствие — Цезарион даже на стену подняться не сможет — ноги сожжены очень сильно. Надо иногда думать, что творишь. Хотя… не только бы в огонь бросился — в пропасть бы спрыгнул, чтобы спасти нелепого голенастого тваренка, только бы он жил, только бы жил… Мыш встревожнно пищит где-то у плеча. Ярре мрачно говорит:

— Иди, побудь с Лисом — мне страшно даже думать, как сейчас начнет плакать.

Мыш мгновенно вылетает за дверь. Тяжелое молчание повисает в спальне. Надо отправлять гонца к Солнечноликому, надо поднимать сотни и готовиться к отъезду. Опять из соседней комнаты слышится горький, неутешный плач.