Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Что же получается? Каммейра выдаст свою дочь за Ашезира, чтобы она, а через нее и сам каудихо оказывали влияние на слабого будущего императора.

А как насчет императора нынешнего? Он не может не догадываться о том, о чем начал догадываться Ашезир. И все-таки согласен женить его на степнячке… Почему? Есть лишь одно разумное объяснение: отец не собирается оставлять ему трон. Эти его слова, брошенные в запале: «Одна надежда: мой младшенький окажется нормальным. Дожить бы до его возмужания!» — выдали истинные намерения.

Какую же судьбу император уготовил Ашезиру? Смерть или ссылку на окраины страны?

А, какая разница! Главное, понять, что с этим делать…

Ашезира всегда удручала молва о его безволии, ведь при таком к нему отношении будет непросто укрепиться на престоле — ли-нессеры попытаются править от его имени, а когда не выйдет, захотят свергнуть. Однако досадные слухи могут принести и пользу… если Каммейра убедится в их правдивости.

Ашезир сделает все, чтобы убедился и даже больше: при встрече с будущем тестем покажет себя не только слабым, но и доверчиво-бестолковым. Пусть Каммейра порадуется, а там, глядишь, захочет ускорить события. Как знать, вдруг удастся убить отца руками талмерида? Тогда Ашезир останется вне подозрений, при поддержке степняка взойдет на престол и какое-то время будет изображать послушного зятя: издалека это не так уж сложно сделать. А потом…

Ашезир взлохматил волосы, передернул плечами и поднялся со скамьи: рано думать о «потом», сначала нужно произвести на Каммейру нужное впечатление, жениться на его дочери и избавиться от собственного отца до того, как повзрослеет братишка. Вот потом уже можно размышлять о «потом».

Он глянул в окно — дождь прекратился, и даже капли на стекле высохли. Сколько же времени он просидел, погруженный в мысли? Если император узнает, что Ашезир еще не начал готовиться к отъезду, то не поздоровится, если не хуже: отец может передумать и оставить его в столице. Нельзя этого допустить!

Он выглянул из покоев и велел позвать главного оружейника и казначея: нужно, чтобы подготовили дары для каудихо и его дочери.

— Степь зря называют бескрайней, — хмыкнул Сарэнди и обвел рукой вокруг, показывая на заросли кустарников и темнеющие поодаль рощи, которыми сменились безлесые просторы.

Похоже, приятель снова хотел завязать беседу и неудивительно: Виэльди с войском уже второй день в пути, а без разговоров ехать скучно. И то сказать: чем еще заняться? Дорога, дорога, три деревни, куда заехали взять (ну или отобрать) кое-какую снедь на прокорм всадникам — и снова дорога.

— Хотя даже у моря есть край… — продолжил Сарэнди, — Говорят, там, на другом берегу, живут люди с лошадиными головами, а за спиной у них крылья.

— Нет, — усмехнулся Виэльди, — там обычные люди и обычные царства. Ну типа Империи.

— Откуда ты знаешь? — друг недоверчиво нахмурился.

— Так я ведь жил среди имперцев, вот и наслушался. Они часто отправляют туда корабли.

— Как это? Зачем корабли? Имперцы же сами на том краю.

— Не совсем… Они на полуострове, между нашим берегом и тем. — Сарэнди, похоже, не очень понял, и Виэльди махнул рукой. — Ладно, не думай об этом. А корабли они туда отправляют для разного: то торговать, то воевать. Еще из тех земель привозят женщин с белыми волосами.

— Седых, что ли? Зачем им такие?

— Да не седых, а… знаешь, цвет такой, как… — Виэльди помедлил, пытаясь придумать сравнение, которое товарищу будет понятно. Взгляд упал на светло-соловую лошадь. — Вот! Примерно такой.

— А! Так то не белый — почти желтый. Но все равно чудно. Может, возьмешь меня в Империю, когда вместе с каудихо туда отправишься? Поглядеть бы на диковинки…

— Хорошо, — сказал Виэльди и улыбнулся.

Все-таки многие молодые талмериды ну сущие дети! Удивительно, как сила, воинственность и охотничья смекалка сочетаются в них с доверчивостью, наивным любопытством и полным незнанием того, что творится за пределами равнинных земель.

Виэльди тоже был бы таким, если не горная школа, где познакомился со сверстниками из разных стран, и не последующие два года в Империи. Несомненно, отец потому и отправил его из дома — будущему каудихо нужно знать и понимать куда больше, чем простым талмеридам и даже главам кланов.

Да только станет ли Виэльди каудихо, или старания Андио Каммейры окажутся напрасными? Не хочется подводить отца и не хочется отказываться от Данески, а выбор сделать надо. Самый сложный выбор за всю жизнь… Да что там «сложный»?! Какое бы решение он ни принял — это будет первое настоящее решение, оно повлияет на всех: на него и Данеску, на отца и талмеридов, даже на Империю.

Виэльди потер виски и встряхнул волосами, отгоняя мысли о выборе: не стоит думать о нем сейчас, перед боем. Не время и не место.

— Инмо! — окликнул Виэльди риехото — всадника-знающего-равнины-как-свои-пять-пальцев. — Это, случаем, не Нирские земли впереди?

На горизонте, уже замутненном сумерками, торчали обугленные стволы каких-то деревьев. Может, крестьяне выжигали рощу, чтобы потом использовать землю под посевы, а может, это следы восстания: при хорошем ветре огонь вполне мог перекинуться с горящего селения дальше.

Седовласый Инмо подъехал к Виэльди и, с достоинством кивнув, сказал:

— Так и есть.

— Почему же ты молчал?!

Риехото нахмурился, глянул на него с изумлением, даже возмущением, и пожал плечами.

— Думал, ты и сам знаешь. Вон там, — он вытянул палец, указывая вдаль и вправо от сгоревшей рощи, — холм. Видишь? На нем столица княжества.

— Вижу, понял… — ответил Виэльди, затем улыбнулся и хлопнул Инмо по плечу: — Не обижайся, но откуда мне было знать? Я ж недавно на равнины вернулся! А раньше, когда соплёнком был, разве кто брал меня в дальние походы?

Отец с детства внушал, что ни главе клана, ни каудихо, если он хочет быть любим сородичами, нельзя быть высокомерным: талмериды слишком горды. А еще нет ничего зазорного в том, чтобы спросить, чего не знаешь.

В который раз Андио Каммейра оказался прав. Лицо Инмо разгладилось, и он добродушно хохотнул.

— И правда, что-то я запамятовал. Так вот, — он посерьезнел, — это самое начало Нирских земель. Как понимаешь, здесь уже делать нечего: все или сожжено, или разграблено, крестьяне ушли. Надо двигаться вглубь.

— Но уже завтра. До темноты мы только до этих головешек успеем добраться… Нужно становиться на ночлег. Знаешь, где здесь ближайший ручей или река?

— Конечно, — риехото махнул рукой налево. — Тут неподалеку овраг, а на дне ручей.

— Овраг? — Виэльди с сомнением качнул головой.

— Да он неглубокий! Кони к водопою без труда спустятся, как и люди. А лагерь наверху разобьем.