Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

Сквозь оседающую пыль били лучи закатного солнца. Как-то сразу стало понятно, что день уже клонится к вечеру, и оборона воротной башни, должно быть, закончится вместе с ним.

Последние защитники заворожённо наблюдали, как из дымки проступают очертания Таомеры. Даже двое, которые были здесь чужаками, видели — никогда ещё город не был таким красивым. Серую штукатурку, маской покрывшую лицо бородача, пересекла извилистая красная полоса — кровила пустая глазница. Но по другой щеке тоже спускалась тёмная дорожка влаги.

Ополченец подошёл к краю и заглянул вниз. Пробормотал:

— Вот это всё — крошево, битый камень — пусть будет пухом тебе, наследник.

И тут же отскочил, едва не задетый стрелой.

Каменная кладка больше не защищала от обстрела, подходить к провалу было опасно.

Снизу доносились отрывистые команды. Вскоре стало понятно — приставные лестницы варварам всё-таки пригодились. Одноглазый растерянно смотрел, как над краем провала, словно рога, поднимаются их верхушки. Потом швырнул ставший бесполезным самострел, подобрал выломанную взрывом балку и, взревев, стал отбрасывать их назад. Но помогало это ненадолго.

Сет взял секиру, оставленную музыкантом. Первая показавшаяся над краем голова полетела вниз, но и Сет поймал плечом стрелу. Варварские лучники, похоже, не опасались задеть своих товарищей, взбирающихся по лестницам. Кому-то требовалось как можно скорее приблизить конец затянувшегося сопротивления.

Фран, недолго думая, снова взялась за лук. Теперь её не тревожили сомнения — она защищала свою жизнь, которая тоже чего-то стоила. Но и волшебные способности не просыпались. Впрочем, колчан опустел слишком быстро — или ей только так казалось: наливающееся краснотой закатное солнце уже зацепилось за потемневшие крыши города.

Расплавленное медное сияние лишило нападавших лиц, превратив в одинаковые ощетинившиеся железом смертоносные тени. Их число неотвратимо прибывало.

Фран подняла чей-то клинок, и теперь, не особо понимая, что с ним делать, стояла за спинами сражающихся мужчин. Еретик что-то крикнул на языке Пустыни. Отмахиваясь от врагов своей огромной дубиной, изумлённо прорычал одноглазый:

— Смотри-ка, мы нужны им живыми, — и упал, накрытый нахлынувшей тёмной волной.

И вскоре эта же волна ударила, захлестнула Фран, обдав лошадиным, дымным, звериным духом, звуком чужих голосов и звоном металла.

Теряя сознание — одно или сразу оба — Фран довелось заглянуть в промелькнувший перед её глазами случайный зазор между слоем грубой реальности и пустотой небытия. В пробившем космический мрак золотистом луче вели свой танец дивные создания. Призывно извивались унизанные браслетами девы в прозрачных покрывалах, самозабвенно закрывши глаза, на пухлых губах, одна на всех — жестокая и нежная улыбка.

А потом — пустота и холод.

И никого.

— Так сколько их было? Сколько?

Гас Полуда не мог поверить, расслышав.

— Трое живых. И мертвец. Ещё одного отбросило взрывом. Два мертвеца.

Гас недовольно и подозрительно хмурился: ответ его явно не устраивал.

Высокие костры, разложенные по сторонам въездной площади, давали достаточно света, чтоб хорошо рассмотреть брошенных на мостовую пленников — со стянутыми за спиной руками, связанные для надёжности вместе, они не шевелились. Сотня воинов, доверенная Гасу Роксахором, обступила площадь.

— Вот ещё что, — из тени выступил коренастый кривоногий варвар и протянул вперёд лук, блеснувший на крутом изгибе богатой насечкой, — та стрела, что досталась Златогриву — всё-таки Меченого была стрела. С трёхцветными перьями, как он любил. Кто-то из этих его подстерёг. А мы грешили на здешних духов.

— Что там у вас стряслось? — насторожился Полуда.

— Ну, вчера, когда ребята уже прикидывали, как бы отметить победу, этому молодцу в дверях одного из домов померещилась баба. Он и кинулся вслед за ней.

— А другие что-то заметили?

— Может, заметили, может, нет — теперь уже не добьёшься. Чуть замешкались и отправились следом — а тот уже готов. Лежит грудью на кухонном столе — а рядом его мозги разложены. От головы почти ничего не осталось. Били каменной ступкой, та тоже напополам. И ни одной живой души во всём доме. Да и брошен он давно — по всему видать.

— А лук?

— Лука мы тогда не хватились. Растерялись — всё в ошмётках, со стола кровища капает, и мертвец светит голым задом. Штаны-то он успел спустить. Война — войной, а это бесовщина какая-то.

— Тёмный Одо сказал — колдовство, — сказал кто-то из толпы, — сильное колдовство в городе. Но его — сильнее.

— В потёмках — я ваш Одо, — едко заметил Гас — против всех колдунов Империи.

С презрительно поджатыми губами Полуда объехал пленников. Чёрная шкура коня отражала огни костров.

— Одного уже вижу. Здорово, кузнец! Правду ведь говорят, что все кузнецы знаются с бесами?

Одноглазый не потрудился поднять взор. Однако ответил:

— Здравствуй, Лис. Видно, не врут — я пять лет на тебя отработал.

Кривоногий варвар замахнулся было плетью, но Гас знаком его остановил.

— Толково работал. Мне тебя не хватало.

— Оно и видно. Жеребчик-то дурно подкован, — равнодушно заметил бородач.

— Возьмёшься поправить? — почти дружелюбно поинтересовался Гас.

— Нет, — одноглазый безразлично мотнул косматой головой.

Удар плети пришёлся прямо по лицу — совсем рядом с уцелевшим оком. Но Гас уже отвлёкся на другого пленника.

— А кто этот длинный? Вроде не местный.

— Помнишь всех таомерцев? — усомнился варвар.

— Нет. Но этот приметный.

В массе сгрудившихся неподалёку воинов возникло какое-то волнение, послышались выкрики. Варвар ткнул в толпу пальцем. Один из воинов бросился перед ним на колени и что-то заговорил на языке Пустыни.

Гас терпеливо дожидался перевода.

Варвар повернулся к Полуде и в свете костра тот не смог определить выражение его лица.

— Когда мои люди брали их — там, на башне — он крикнул, что при нём царская тамга.

— Знак Роксахора? — удивился Полуда, — И что это значит?

— Важная птица. Повезло, что живой.

— А не врёт?

— Такими вещами не шутят, — серьёзно ответил варвар, — выйдет дороже.

Гас недоверчиво прищурился.

— Хорошо обыскали?

— Как успели. Побоялись усердствовать.

— Нашли что-нибудь в барахле?

— Не что-нибудь. Чашу. Медную чашу с царским клеймом.

— И? — Гас ожидал пояснений.

— Не знаю, как сказать. Это очень большая честь. Царские воеводы имеют такие — богатыри, что росли с ним с детства. Те, что делили с ним ому.

Одноглазый злобно дёрнулся в сторону Сета, но ничего не достиг и только плюнул на мостовую. Гас, опустив голову, думал.