Александр Змушко - Под ногами троллей

— Но если жизнь не более чем игра, — вновь спросил его Керс, — скажи тогда мне, Харат, отчего же правила игры столь жестоки?

— Другой мой, — посмотрел на него маг, и глаза его были полны глубочайшей печали, — боюсь, мы выбираем их сами.

Келлар вернулся к вечеру; он в раздражении сбросил тюрбан на пол.

И вот что он сказал.

— Мальчик заключён в зиндан по велению эмира Джашаха; но отчего — мне неведомо. Молчат стражники, молчат сплетники во дворце, молчат даже стены, имеющие уши. Щедрые посулы и крепкое вино не помогли развязать языки и отворить врата красноречия этих тупоголовых ослов.

Он выплюнул деревянные фигурки, и речь его стала более внятной.

— Впрочем, имеющий уши да услышит, и вот что мне удалось узнать.

Келлар налил себе стакан вина.

— Мальчика зовут Рамда. Отцом его был Гасан — благороднейший из воинов Тартааша. Погиб он давным-давно, от рук пустынных демонов, когда маленькому Рамде было шесть; а мать умерла год назад — от морового поветрия. С тех пор Рамда и сестра его Сималь живут у доброго чайханщика Гельзердеша, помогают с посудой и моют полы. Прекрасна была Сималь, и немало горячих сердец воспылали огнём страсти из-за неё. Но не было горя у детей Гасана, пока Рамда не забрался в запретный город Яджуидар.

— Яджуидар! — воскликнул Жувр. — Город злокозненных демонов, город проклятых сокровищ, город давно почивших королей, город смерти. Город, где духи и тени стерегут алмазы и лалы, золото и серебро.

— Неужто здесь есть такое страшное место? — тихо спросила Аррен.

Ей невольно припомнился Погост, и жуткие мёртвые тролли, выбирающиеся из глинистой земли — окутанные болотным светом чудовища, истончённые голодом и ненавистью к живым.

Вместо ответа Келлар подошёл к окну и откинул занавески — его дом стоял на краю взхолмья; внизу тянулись улочки, путанные улочки, похожие на лабиринт; а за ними — и пустыня. Пустыня жёлтым покрывалом стелилась до самых гор. И у их подножия, призраком давно ушедших веков, поднимались вверх купола.

Кроваво-красные купола.

Они были так далеки, что едва видны из Тартааша; и всё же, было в них что-то зловещее, нечто такое, что приковывало взгляд. Неприятной, режущей глаза кляксой они пятнали горизонт. Казалось, они угрюмо смотрят на Аррен — низкие, приземистые здания — так змея припадает к земле, перед тем как укусить.

— Яджуидар, — тихо сказал Келлар. — Зло у края песков.

А Аррен вдруг поняла, где ей найти новый дом для заполняющего её зла.

— Могу я пойти с вами? — перед самым сном спросила Аррен.

Затаив дыхание, она ждала ответа.

Фошвард долго смотрел на неё, потом вздохнул.

— Пожалуй, в нашей компании, да с Харатом… — он пожал плечами.

— Безопаснее, чем где-либо ещё в Тартааше, — подхватил Пьерш. — К тому же, Лев тебя послал ему на помощь, быть может это что-то да значит.

Жувр пожал плечами и отвернулся; Керс, хмыкнув, ничего не сказал.

Так всё и решилось. Аррен боялась оставаться одна.

Кто знает, не вернутся ли голоса?

Они ждали почти до самого утра — пока не сгустится тьма и Тартааш не утонет в ночи.

Аррен стояла у окна, в своей комнате, и город показался ей громадным озером тьмы, в котором, тут и сям, расцветали огненные цветы: багряные — факелов, медвяно-жёлтые — фонарей. Иногда эти цветы передвигались, словно светящиеся кувшинки, что плавают зеркально-аспидной глади ночного озера. А вокруг — вокруг города — простирался громадный Океан Мрака. Моря она не видела, горы же вставали в небе угрюмо-тусклыми привидениями, скрывающими жемчужный хоровод звёзд.

Наконец, она легла на кровать и уснула; разбудил её Пьерш:

— Пора идти.

Они выдвинулись вперёд — вереница невидимых во мраке теней.

Факелов и фонарей не брали — Келлар вёл их по улочкам, так уверенно, будто сам возвёл эти дома. Время от времени Аррен слышала его бормотание: «Так, это дом прелестной Гульбаж, её муж заведует ключами от зернохранилищ… а это дом маленькой Изиль, да благословят боги её чудесные ноги, а это сад скряги Фархиля, да отвиснет его пузо до самых ног!»

Наконец, он очутились на той самой улочке; Аррен каким-то непостижимым образом её узнала. Факел был здесь лишь один — он горел шагах в тридцати от них, прикреплённый скобой к стене; мрак он почти не разгонял. Косматое пламя, развеваемое ветром, напомнило ей причёску пурпурно-рыжей Ифтильды.

Маг встал на колени перед темницей Рамды, и тихо позвал:

— Ты слышишь меня, дитя моё?

И мальчик ответил ему:

— Да, мой господин.

Отчаяние сменялось надеждой, подобно тому, как облака то скрывают солнце, то вновь являют людскому взору. Рамда не видел небо, но он видел, как мостовая то окутывалась жарким теплом, то скрывалась тенью. И вместе с тенью боль укутывала его сердце в колючее покрывало. Неужто можно полагаться на чужеземцев, которые, как известно, привозят лишь несчастья и болезни? Пришла ночь, и Рамда плакал, сидя на земле и обняв себя за колени — в конце концов, он был всего лишь маленький мальчик. Сон не шёл.

И в тот миг, когда надежда окончательно истаяла, сгорела, как догорает фитиль у свечки, кто-то позвал его из темноты.

— Ты слышишь меня, дитя моё?

И мальчик ответил ему:

— Да, мой господин.

Его сердце забилось так сильно, словно вознамерилось проломить грудную клетку, и он до боли укусил себя за губу, чтобы не вскрикнуть от облечения.

— Знаешь ли ты, — сказал незнакомец, — что большие вещи отбрасывают большие тени, а маленькие вещи и тени имеют скромные?

Рамда кивнул, потом сообразил, что его не видят, и выдавил из себя:

— Да.

— Но порой, — мягко продолжил незнакомец, — даже у большой вещи может быть маленькая тень — всё зависит от того, где стоит солнце.

Рамда снова кивнул, и смахнул со щёк слёзы:

— Я понимаю.

Голос чужеземца ещё потеплел, и Рамда увидел его ладонь, окутанную мягким, перламутровым свечением.

И вот что он сказал:

— Возьмись за неё, и ничего не бойся. И ни за что не отпускай.

Сердце мальчика отчаянно колотилось, и смятение охватило его. Там, по другую сторону стены, стоял, несомненно, могущественный колдун — как мог он, Рамда, доверится ему? А ну как он превратит его во что-нибудь мерзопакостное, например, мышь?

— Верь мне, Рамда, — попросил человек. — Во имя Льва.

И тогда мальчик, окончательно искусав губы и сглотнув комок в горле, взял его за пальцы.

И в тот же миг потерял опору под ногами.

Пол темницы будто ухнул вниз!

Мальчик закричал, но голос из его глотки вырвался какой-то тихий, тонкий. Стены подвала вдруг шагнули в разные стороны, словно пьяные стражники, а рука мага стала огромной, и Рамда отчаянно уцепился за неё — крохотными, розовыми пальчиками.