Джена Шоуолтер - Темная ложь

Аман заметил, что Уильям позаботился о том, чтобы очистить свой разум от всех мыслей и таким образом не дать ему их прочитать.

«Какое приятное путешествие, — подумал воин. — И ведь это только начало».

Странникам предстояло проплыть по реке до того места, где она соединялась с четырьмя другими, протекавшими по этому бескрайнему подземному царству. У каждой из них было собственное название и особенность. Так, Флегетон был огненной рекой, Ахерон — рекой печали, Коцит был связан с плачем и стенаниями, а Лета — с забвением. Сделать это воинам нужно было так, чтобы не потревожить Харона, лодочника, перевозившего души умерших в ту часть ада, в которой им было суждено страдать. Вариантов, надо сказать, было довольно много: огонь, бездонные ямы, пыточные пещеры… Еще совсем недавно мужчины вообще не стали бы переживать из-за Харона. Но, вернувшись из Тартара, Верховный бог придал подземному миру его первоначальный облик, снова наняв, если так можно выразиться, его стражей.

Аману говорили, что Харон — всего лишь ходячий скелет. Живые вызывали у него отвращение, и он стремился уничтожить их. С мертвыми же он был довольно обходителен.

— Я бы помог вам пройти через испытания, которые вас ожидают, — сказал воинам Кронос прежде, чем исчезнуть. — Но мне нужно вернуться в вашу крепость, которой моя жена может причинить значительный вред. — Затем он добавил: — Желаю вам удачи. Она вам очень понадобится. Ты, Аэрон, обманул Люцифера, и теперь он жаждет мести.

Именно из-за этого «обмана» Легион оказалась в ловушке. Она нарушила небесный закон и связала свою жизнь с жизнью Аэрона. Люцифер хотел использовать эту связь, чтобы завладеть ее телом и сбежать из подземного мира. Ради спасения всех, кого он любил, Аэрон позволил Лисандру отрубить себе голову и разорвать эту связь. В итоге Легион снова вернулась в ад, а Люцифер не смог реализовать свой план.

«Оливия расстроилась из-за того, что ты оставил ее?» — знаками спросил Аман. Уильям перевел его слова, не переставая при этом всматриваться в застланное туманом пространство над темной водой в поисках еще одной лодки.

Под глазом Аэрона, также всматривавшегося в даль, дернулась мышца, но он все же ответил:

— Да.

— Как тебе это удалось? — спросил Уильям, и теперь в его голосе вместо прежней нахальной беспечности слышалось искреннее любопытство. — Я хорошо разбираюсь в женщинах, а эта дамочка намного упертее большинства из них. Да и ты сам, когда речь заходит о ней, не проявляешь твердость характера.

Аэрон сделал вид, что не заметил шпильку, и ответил:

— Мне помог Лисандр.

Лисандр был ангелом, представителем своего рода элиты. Именно он обучал Оливию и убил Аэрона. Пожалуй, Лисандр и правда был единственным существом, способным помешать такой предприимчивой женщине, как Оливия, отправиться вслед за ее мужчиной.

— Когда все это закончится, она возненавидит меня, — мрачно добавил Аэрон.

Аман невольно прочитал его мысли. Чтобы подобного не произошло, Аэрон едва не отказался от всего задуманного им предприятия, но затем стал страдать из-за чувства вины. Оливия была для него всем — жизнью, будущим. Он любил ее больше, чем самого себя, сильнее, чем собственных друзей. Но он не был бы воином, в которого она влюбилась, если бы обрек Легион на смерть, бросив ее в аду. В то же время мысль о том, чтобы привести Оливию, само воплощение невинности, в это место, полное зла и тьмы, была для него невыносима.

Оливия уже оказывалась здесь раньше. Тогда несколько демонов напали на нее и оторвали ее крылья. Воспоминания о посещении ада до сих пор иногда тревожили ее, и Аэрон не хотел заставлять ее проходить через все это снова. В итоге он обманул ее, заставив повидаться с Лисандром, обещавшим ему удерживать Оливию на небе. Несмотря на все это, какая-то часть его существа жаждала вернуться и привести сюда Оливию, исполнив таким образом ее желание. Аэрон был готов на все, лишь бы она не возненавидела его.

— Возможно, ты прав, — произнес Уильям после того, как в его голове пронеслось несколько мыслей, для реализации которых потребовались бы ножи, ножницы и бочонок меда. Милосердие не было свойственно этому воину. — Женщинам несвойственно прощать, особенно тем, кто с пользой провел время в обществе богини анархии и кучки кровожадных гарпий.

Аэрон бросил на Уильяма сердитый взгляд, но тот лишь рассмеялся. Этот смех вызвал у Аэрона приступ ярости, и он стал грести более энергично и резко. Аман осторожно отобрал у него весла и взялся за дело. Туман был слишком плотным, и воин почти не видел, что происходит впереди. Но в какой-то момент ему стало казаться, будто он замечает золотистые отблески. «Может, это огонь? — спрашивал себя он. — Вдруг мы уже приближаемся к реке Флегетон?» [7] В лодках с двумя веслами гребец, как правило, сидит спиной вперед и, соответственно, для того, чтобы увидеть что-то впереди по ходу движения судна, вынужден оглядываться через плечо. В то же время Харон, как правило, изображался с одним длинным веслом (гребным шестом), гребущим лицом вперед.

Воин так же медленно и осторожно, как только что греб, повернулся к друзьям, чтобы узнать у них, видят ли они то же самое, но во время движения заметил рябь на воде, которую не могла вызывать их лодка. Его кровь закипела, и это было никоим образом не связано с царившей кругом жарой.

Аман осторожно вложил весла в уключины и, закрепив их там, достал пистолеты. Увидев это, Аэрон и Уильям последовали его примеру.

— Что ты видишь? — шепотом спросил Уильям, не переставая всматриваться в туман.

Аэрон лег на живот, тоже пристально вглядываясь в ночную даль. На мгновение в лодке воцарилась гнетущая тишина, но затем он так же шепотом ответил:

— Там, в нескольких метрах впереди, еще одна лодка.

Затем Аман открыл свой разум, позволяя демону нащупать поток чьего бы то ни было сознания, и услышал лишь, как кто-то постоянно повторяет фразу: «Должны умереть…» Как только воин заметил вторую лодку, он сразу же понял, что ею правит сам Харон. Посередине суденышка стоял некто завернутый в длинный черный плащ. Вместо волос его голову, на которой не было ни частички кожи — один лишь голый череп, венчало пламя. Бросив на Харона беглый взгляд (которого, впрочем, было вполне достаточно для того, чтобы почва ушла из-под его ног), Аман увидел, что вместо глаз у него черные провалы, в глубине которых, казалось, танцуют или извиваются от боли тысячи душ.

— Позвольте мне разобраться с ним, — сказал Уильям.

— Всенепременно, — ответил Аэрон.

Уильям встал, и суденышко покачнулось.

— Ты знаешь меня, старый друг, — заговорил он, обращаясь к лодочнику. — Это я, Возлюбленный Уильям. Мы не причиним тебе вреда. Нам просто нужно, чтобы ты нас пропустил.